Он проговорил это таким агрессивным тоном, что пес герцогини забеспокоился и глухо зарычал.

— Молчать, Гардинер! — прикрикнула на него хозяйка.

— Как вы сказали? Гардинер? Вы назвали свою собаку этим именем?

— Да, а что? — с вызовом отвечала она.

У меня уже не было сил сдерживаться. Остаточное действие настойки, страх, крайняя усталость — словом, на меня навалилось все сразу. Я чуть ли не пополам сложилась, задыхаясь от истерического смеха.

— Что с вами, госпожа Стаффорд? — воскликнула герцогиня. — Вам нехорошо?

— Все в порядке, — ответила я, выпрямляясь. — Прошу прощения, просто я лично знакома с епископом Винчестерским и поздравляю вас с удачным выбором: лучшей клички для собаки и придумать невозможно.

Катрин Брэндон удивленно заморгала, и на юном личике ее появилась улыбка.

Начальник королевской стражи повторил требование: я немедленно должна покинуть дворец.

— Эта дама, — возразила герцогиня Саффолк, — моя близкая подруга. Сама принцесса пригласила ее в свою свиту. Вам нет нужды беспокоиться.

— Но, ваша светлость, я…

— Оставьте нас, — не выдержала она. — Немедленно!

Он ретировался.

Наверху уже не было видно никого из сопровождающих короля лиц. Возможно, он уже встретился с Анной Клевской.

— Дайте мне ваш плащ, — попросила я Катрин.

— Что?

— Дайте мне ваш плащ! Пожалуйста! Не могу же я предстать перед королем в таком виде.

— Перед королем? — продолжала недоумевать моя собеседница.

— Заклинаю вас, плащ! Por favor!

Широко раскрыв от изумления глаза, Катрин Брэндон расстегнула пуговицы, сняла плащ и вручила его мне. Я накинула его на свое грязное платье, застегнула верхние пуговицы, пригладила прическу и направилась к лестнице.

Бежать по ступенькам я не осмелилась, но, вцепившись пальцами в верхние пуговицы плаща, двигалась настолько быстро, насколько это может позволить себе благородная дама.

На третьем этаже я вышла на длинную галерею. Там, разбившись на небольшие группы, стояло в общей сложности человек тридцать, не меньше. Все смотрели на двух людей посередине. Один, высокий и тучный мужчина, был сам король. А рядом с ним — невысокого роста дама. Не Анна Клевская.

Я узнала Катрин Говард. Девушка протягивала его величеству чашу, изящную серебряную чашу с основанием, украшенным драгоценными камнями.

Я мгновенно метнулась влево, к окнам. Все головы повернулись в мою сторону. Но что мне еще было делать? Сейчас лучше забыть о том, что благородная дама должна двигаться величаво и с достоинством. Король уже взял чашу из рук Катрин. Надо было спешить, в моем распоряжении оставались буквально секунды. И я бросилась к Генриху, как сокол к своей жертве.

Черной молнией я промчалась мимо герцога Саффолка, Томаса Сеймура. Оставалось пятнадцать футов… десять…

Король поднял чашу, поднес к губам, наклонил и… Сейчас, сейчас он выпьет отравленное вино!

— Ваше величество, остановитесь!

Все, кто был в галерее, ошеломленно уставились на меня. Катрин Говард, не веря собственным глазам, изумленно раскрыла рот.

Генрих VIII опустил чашу и посмотрел в мою сторону.

— В чем дело? — надменно проговорил он.

— Я ваша кузина, ваше величество, Джоанна Стаффорд. Вы меня не помните, поскольку я давно не бывала при дворе.

На лице его проступило недоумение, граничащее с раздражением.

— Ну и что из этого?

— Вы позволите мне, ваше величество, забрать сейчас у вас эту чашу?

Я улыбалась: возможно, на меня еще действовала настойка. И продолжала лихорадочно импровизировать:

— Я имела честь встретить и сопровождать Анну Клевскую. И могу заверить вас: о, это благороднейшее юное создание… Думаю, вы найдете ее самой подходящей для себя парой. Вы не должны сейчас больше задерживаться здесь. Скорее спешите к ней. В ее милом обществе вино покажется вам еще слаще…

Король молча смотрел на меня; чаша все еще оставалась у него в руке.

Я ощущала на себе тревожные взгляды придворных, слышала их изумленный шепот. Ворваться без приглашения, броситься к королю и попытаться забрать у него сосуд с вином — это была неслыханная дерзость.

Секунда шла за секундой, король все смотрел на меня испытующим взглядом узеньких холодных голубых глазок, глубоко посаженных на мясистом лице.

Потом Генрих Тюдор протянул мне чашу.

Повернулся и с нетерпеливой улыбкой направился к двери в самом конце галереи, за которой располагались апартаменты Анны Клевской.

Человек, стоявший на страже у покоев принцессы, поклонился. Подойдя к двери, король остановился.

Я сжимала в руках чашу, и сердце мое отчаянно колотилось.

Генрих нажал на дверную ручку и прошел внутрь, а за ним пятеро ближайших его друзей. Дверь за ними закрылась. Никто в галерее так и не понял, что произошло.

— Джоанна, что вы здесь делаете? — спросила Катрин Говард. — Я очень рада вас видеть, но… вас ведь нет в списке приближенных дам новой королевы. А я… я теперь ее фрейлина. Меня официально назначили в Кентербери.

— Рада за вас, Катрин. Позвольте спросить, где вы взяли эту чашу?

Я подняла сосуд повыше — чаша была очень красива, именно из такой и должны пить короли. Господь наш Иисус Христос на Тайной вечере тоже пил из серебряной чаши. И вот теперь для изготовления этого орудия смерти Совет десяти избрал тот же самый благородный металл — какое богохульство!

Катрин так и просияла от удовольствия:

— Это подарок королевы Марии Венгерской семье Говардов. Один очень милый джентльмен из Испании привез эту чашу моему дяде герцогу и сказал при этом, что королева-правительница особо просила, чтобы ее подали королю Англии перед тем, как он женится. Она сказала, что таков свадебный обычай в Нидерландах. Испанский джентльмен выбрал меня, чтобы подать королю эту чашу! Это для меня такая честь! Он сейчас, ну буквально только что, сообщил мне, что король специально примчался в Рочестер, дабы познакомиться с моей госпожой инкогнито. И это прекрасная возможность вручить подарок, поскольку после долгой скачки ему наверняка захочется пить.

Катрин повертела головой, оглядывая галерею.

— Что-то я его больше нигде не вижу. А ведь он только что был здесь. Очень интересно, Джоанна… как это вам удалось удержать короля, ведь он совсем почти ничего не выпил? Посмотрите!

Она указала на красную жидкость, кружившуюся маленьким водоворотом в чаше, которую я крепко сжимала в руке.

— Позвольте, я сама отдам ее помыть. А потом верну вам.

— Но, Джоанна, — заупрямилась Катрин, — почему вы все-таки помешали королю выпить это вино?