она была дома, ферма Мидоу оставалась «домом миссис Шифф», и супруги, ухаживавшие за ней, не допускали никаких изменений, всегда говоря: «Миссис Шифф нравится так».

Дом на Луговой ферме был значительно скромнее огромного старого дома в Вудлендсе, и после смерти Феликса Варбурга в 1937 г. Фрида переехала на лето на Луговую ферму. Здесь она занималась распределением предметов из наследства мужа — коллекции произведений искусства — по музеям Вашингтона, Бостона, Спрингфилда, Бруклина и Нью-Йорка, а также Гарварда, Вассара, Принстона, Нью-Йоркского университета и Музыкальной школы Дэвида Маннеса. Кроме того, она занималась Фондом Феликса и Фриды Шифф Варбург, который помогает ряду еврейских организаций, а также Службе навещающих медсестер, Центральному институту глухих в Сент-Луисе, Нью-Йоркскому университету, Федерации планирования семьи, Национальной городской лиге, Институту Таскиги, Музею современного искусства, Музею Метрополитен, Стадионным концертам Льюисона и, как ни трудно в это поверить, целому ряду других благотворительных организаций.

После смерти Феликса Фрида сама основала отдельный фонд для обустройства иммигрантов в Израиле. К 1955 году он построил более тысячи домов. Зимой Фрида уезжала в свой дом на Иден Роуд в Палм Бич, где в сумерках проводила время за игрой в бридж и канасту, а также встречалась со старыми друзьями. У Адель Льюисон Леман был дом неподалеку, как и у Генри Иттлсонов, Сола Строука и Эдите Нойштадт Стралем, сестра которой вышла замуж за брата Фриды Морти. Во всех трех местах — в Нью-Йорке, Палм-Бич и Вестчестере — вокруг было много родственников. И все же, когда выдавалась свободная минутка, Фрида надиктовывала свои воспоминания на диктофон, как и советовали ей родные. «Они говорят, что я — связующее звено с прошлым», — говорила она.

Для меня, как и для всей нашей семьи, всегда было очень важно знать свое прошлое и жить в соответствии с ним с гордостью и настоящим чувством ответственности». В своих мемуарах она мягко осуждала некоторых членов семьи — ветвь ее брата Морти, — которые, по ее мнению, не всегда «жили в соответствии» с прошлым. О самом Морти Шиффе она писала: «Я его очень любила, хотя и критиковала его «светский» образ жизни, который, как я знала, был для него своего рода спасением».

О дочери Морти, четырежды замужней Дороти Шифф, издательнице газеты New York Post, Фрида сказала: «Многие ее начинания, как супружеские, так и иные, привели к тому, что нам было нелегко поддерживать контакт. Для меня она обезоруживающе забавна и очаровательна, даже если ее энтузиазм иногда кажется выходящим за пределы ее глубины.... Меня всегда очень забавляют ее хихикающие анекдоты и ее юношеские восторги по поводу проходящей сцены». О сыне Морти, партнере Kuhn, Loeb по игре в поло, Джоне Шиффе, женившемся на дочери Джорджа Ф. Бейкера-младшего Эдит и работавшем в Social Register, Piping Rock Club, Turf and Field, Creek, Grolier, River, National Golf Links, Meadow Brook, Pilgrims и Metropolitan Club of Washington, его тетя сказала: «Как и его отец, он умеет делать резкие, короткие, напористые заявления, которые звучат грубо, пока застенчивая ухмылка, которая следует за ними, не выдаст его. Он был воспитан в традициях джентльмена с Лонг-Айленда, что иногда вступает в забавный конфликт с его основным немецко-еврейским наследием».

Возле зимнего дома на Иден-роуд гнездилась пара кардиналов — тоже зимовавших — которых Фрида назвала «Спеллман» и «миссис Спеллман». Фрида писала:

Мне нравится думать, что птицы, как и я, черпали тепло не только из солнечных лучей, но и из той обстановки, в которой мы оказались. Приятно осознавать, что все эти блага были и будут частью моей жизни всегда.... Бывали моменты, когда я жаждала потерять себя в глубокой религиозной вере, и, хотя я наблюдала многие из этих форм, должна признать, что самым значимым для меня опытом было чувство семьи (Familiengefühl), которое росло и процветало в нашем доме.

Семья стала самой влиятельной религией толпы. Именно поэтому семейные праздники и юбилеи стали гораздо важнее субботы и еврейских святых дней. Для селигманцев, например, в каждом календарном году насчитывалось 243 дня, когда отмечалась та или иная семейная годовщина, и почти каждый из них отмечался в той или иной степени. Жизнь вращалась вокруг семейных праздников. Разве молодые Феликс и Фрида Варбург не выбрали день рождения семьи — день рождения Фредерика — для переезда в свой новый дом на Пятой авеню, 1109? Именно семейный праздник согрел дебютную вечеринку Маргарет Селигман Льюисон, состоявшуюся в доме Варбургов. Конгрив, дворецкий-стюард Варбургов, в качестве своего несколько необычного хобби разводил цыплят в инкубаторе, расположенном в подвале дома Варбургов. Это был, пожалуй, единственный инкубатор на верхней Пятой авеню, и никто из членов семьи не был уверен, что это хорошая идея. Но когда Конгрив включил свой проект в семейный дебют, все его простили. Он оформил центральный элемент вечеринки, состоящий из трехдневных птенцов, «выходящих» из брудера, вокруг которого был низкий белый заборчик. Цыплята щебетали на протяжении всей вечеринки.

Поскольку семья — это все-таки бизнес, то немного гешефтсгефюля, смешанного с фамилиенгефюлем, было не лишним. И накануне свадьбы дочери Феликс Варбург мог написать своему сыну Джеральду письмо, в котором сообщал:

Свадебные подарки Каролы поступают, и, как она мне докладывает, дела идут хорошо. Не слишком толстейте, потому что 27-го числа дом будет переполнен, так как с 280 людьми, которые настаивают на свадьбе Каролы, и примерно 900, которые придут потом, чтобы пожать ее бедную руку, в доме не останется ни одного ковра, а все съестное, питьевое и курительное исчезнет очень быстро.

По случаю шестидесятилетия Якова Шиффа в доме 1109 была устроена грандиозная семейная вечеринка. В музыкальной гостиной на втором этаже были установлены сцена и экран. В самый разгар вечера свет погас, из-за занавеса появился Джеральд Варбург в костюме Меркурия и резко указал на огромную фотографию Гибралтарской скалы, появившуюся на экране. Свет снова погас, и под гром барабанов со сцены на скалу была наложена фотография двадцатидвухэтажного здания Kuhn, Loeb.

Но, пожалуй, самым «семейным» праздником стало шестидесятилетие самой Фриды Шифф Варбург, которое дети и внуки устроили для нее в качестве сюрприза. Ее сыновья Фредерик и Эдуард придумали сценку, в которой показали, что религия — это семья. Это была их версия церемонии Седера, переосмысляющая Исход из Египта. Но Египет в версии Варбурга был южной Германией, а потерянные колена Израиля — Соломон Лоеб и его братья — получили «Бедекер», но умудрились заблудиться еще больше: вместо того чтобы повернуть направо у Нила, они повернули налево и оказались в Цинциннати. Там,