— Все. Не нужно было вмешиваться в подобные материи. Даже драконам. Или нужно было вмешаться драконам, и только. Но они научили людей.

А люди всё извратили.

— Я не могу осуждать их, тех, первых, — сказал Мэйтин. — Они были любознательны. Не удовлетворились готовыми решениями, захотели во всем разобраться. И разобрались. Чтобы обойти время и изменить уже свершившееся, неважно когда, день назад или сто лет, нужно использовать силу вне времени. Тебе рассказывали об этом сегодня: вся та энергия, которой человек мог бы воспользоваться в течение жизни, становится доступна ему в один миг. И в этот миг возможно все. Огромный соблазн, не так ли? Поэтому пришлось внести коррективы в ритуал. Заложить условие добровольного участия, подтвержденного кровью. Сделать так, чтобы исполнялось лишь то, что с общего согласия записывалось в книгу судеб. Определить наказание для осмелившихся нарушить эти условия. В идеале желание должно быть одно, то самое, что записывалось в книгу и не могло не исполниться. Но всегда находился кто-то, кто пытался обойти правила. И его желания становились для него ловушкой. Принцип ты уже знаешь.

— Ты мог сказать мне раньше, — укорила я бога.

— Не мог. Сейчас я только добавил подробностей к тому, что ты уже узнала сама. Это не нарушит естественного хода событий.

— А драконы? Вдруг я расскажу кому-нибудь?

— Валяй. И тебя ткнут носом в труды того же Кроншайского. Не стану повторно вещать о кризисе веры у людей.

— У людей, — повторила я за ним. — А эльфы? Они знают, да?

— Ага, — мальчишескую физиономию божества осияла злорадная улыбка. — Они посмели усомниться в мудрости драконов, представляешь? Драконы демонстративно обиделись и покинули Трайс, предварительно открыв эльфам, кем они были. Бедняг до сих пор совесть грызет. К тому же приходится врать людям, замалчивая тот факт, что выжили с Трайса воплощения богов, и от этого совесть больнее кусается.

— Жестоко вы с ними.

— Не мы. Драконы. С эльфов нужно сбить спесь. Но пока не получается: они и своей виной, похоже, втайне гордятся, ибо она величайшая и неизгладимая.

— Но ведь драконы ушли не только для того, чтобы преподать эльфам урок?

— Мир изменился. Драконы тоже. Если бы они остались, не ограничились бы уже ролью терпеливых наставников. Отчаявшись добиться справедливости, они подчинили бы себе Трайс и заставили бы его жить по своим правилам. Но справедливостью это уже не было бы.

Познавательная беседа, но ответов на свои вопросы я не получила.

— Ты их не задавала, — парировал бог.

— О библиотекаре ты не ответишь, а все остальное… Что случится, если мы уничтожим книгу судеб? Вернутся пропавшие, и все изменения обнулятся? Но тогда получится…

— Что ритуала не было, как и расследования, — понял мою мысль Мэйтин. — Как и последних месяцев твоей жизни.

— Да? — испугалась я, вспомнив, сколько всего случилось за это время.

— Нет, — успокоил он. — Это сложно. Скажем так, сформируется некая третья реальность, которая учтет события обеих версий. Пропавшие вернутся, основные изменения аннулируются, парадоксы разрешатся сами собой, но кое-что останется неизменным. Например, если кто-то погибнет…

— Кто-то погибнет? — встревожилась я.

— Не исключено. Ничего нельзя исключать, ты же понимаешь?

— Мэйтин…

— Я буду рядом, — пообещал он. — Но у моей власти есть предел. Я не смогу повернуть время вспять или воскресить умерших. Но… Я дам тебе еще одно чудо. Ты сама решишь какое, когда придет пора.

— Сейчас еще не пора? Вдохновил бы библиотекаря на чистосердечное признание.

— Это было бы уже не чудо, — усмехнулся Мэйтин. — Это был бы рояль.

Упругое облачко подо мной превратилось в туман, и я пролетела сквозь него, чтобы очутиться в темноте терминала.

Вот так всегда.

Убедившись, что бог не последует за мной, чтобы продолжить разговор, я нащупала стену, но, прежде чем открыла дверь, подумала, что не обязательно сразу же возвращаться к себе. Можно попробовать заглянуть куда-нибудь. Только решить, куда и когда. Я не знала ни времени, ни места, поэтому просто пожелала увидеть, с чего все началось. Расплывчатая формулировка — этак могло и в эпоху Творения занести…

Но не занесло. Пару минут я смотрела на счастливую дурочку, красующуюся перед зеркалом в свадебном платье, на мужчину и женщину рядом с ней, к которым хотелось броситься, обнять обоих, попросить прощения за все… за эту дурочку, еще не знающую, что ее ждет… и закрыла дверь.

Открыла другую и села на постели в своей комнате. Прислушалась к мерному сопению Мэг и, вытянув вперед руку, медленно разжала кулак. Оторванного в последний момент кусочка облачка я не увидела, но чувствовала его — маленький сгусток силы на ладони. Я удерживала его с минуту, а после позволила энергии впитаться под кожу, медленно-медленно, ощущая, как учащается сердечный ритм, кровь бежит быстрее и дыхание становится горячим. Не опуская руки, соединила большой и средний пальцы, потерла и улыбнулась вспыхнувшему между ними огоньку. И тут же погасила его.

Спать пора.

Утро понедельника было полно открытий.

Во-первых, оказалось, что на целительском я знаменитость. Благодаря практикантам обмен новостями и сплетнями между факультетом и лечебницей был налажен на высшем уровне, и девица, внезапно переведшаяся с боевого и угодившая тут же под крылышко леди Райс, не могла избежать внимания. Плюс моя работа с Грином — помнится, однажды он ляпнул что-то об особо важном задании при студентах леди Пенелопы. И падение с «Крылатого», после которого я — и тому имелись свидетели! — доставила травмированного ректора в лечебницу, а затем практически в одиночку исцелила, зарядив восстановительные амулеты. Доказывать кому-либо, что все было не так или не совсем так, по словам Мэг, было бесполезно.

Во-вторых, между лекцией по ботанике и практическим занятием по химии обнаружилось, что я подписалась под «агиткой» Стального Волка. Вернее, не я, а Черная Мамба. Точнее, Последний Дракон, чье имя стояло ниже, и, присмотревшись, можно было заметить, что оба прозвища написаны одной рукой. Я долго топталась у стенда с объявлениями, раздумывая, хотел ли он сделать мне приятное или дал понять, что в клубе я не появлюсь без охраны.

На этом моменте ко мне присоединилась Мэг и осчастливила «в-третьих»:

— Завтра вместо истории фармации слушаем доктора Грина, я тебя записала.

— Э?

— Да. Доктор Э. Грин. Вот, — подруга подтащила меня к соседнему стенду. — Ты не знала, что он читает лекции на факультете?

Знала. Но почему сейчас? И фармацевтам? Он же практикующий хирург.

В ответ мне высказали, что стоило бы интересоваться достижениями некоторых выдающихся личностей, раз уж жизнь меня с таковыми личностями свела, а Грин не только хирург, но и владелец десятка патентов на лекарственные препараты, и лекция его стояла в плане с начала семестра, только без указания времени, а теперь это время у доктора, видимо, появилось.