Мовиндьюле покивал и глотнул вина. Эйден не понравился ему с первого взгляда. Начать с того, что юноша был выше принца, да еще все время повторял «разве я не прав?», что изрядно раздражало. Хуже все было то, что он принес Макарете кубок с вином. Конечно, может, они просто друзья, но все равно неприятно.

– То, что твой отец сотворил с главой инстарья на Карфрэйн, изменило все! Он наглядно продемонстрировал, что даже сословие воинов не смеет бросать нам вызов. А как он с ним играл? Потрясающе! Когда Лотиан наконец уничтожил Зефирона, этим он сказал многое. Все остальные племена должны были узнать правду о миралиитах. Мы не просто сильнее, мы – иные. Мы – высшие существа!

– Гриндал говорил, что миралииты – новые боги, – вспомнил Мовиндьюле.

Эйден усмехнулся.

– Гриндал сказал тебе, что он входил в нашу группу?

Мовиндьюле оторопел.

– Вообще-то, он ее основал. Гений! – Усмешка Эйдена сменилась негодованием. – Поверить не могу, что с ним случилось такое! Пасть от руки рхуна…

– Мовиндьюле при этом присутствовал, правда? – напомнила Макарета.

Принц кивнул и допил вино одним глотком. Как ни странно, ему захотелось еще.

– Наверное, это было ужасно, – сказала она, приблизившись.

Мовиндьюле не нравилось, когда к нему подходят слишком близко, но Макарета стала приятным исключением. Еще он обрадовался, что теперь она ближе к нему, чем к Эйдену.

– Все знают, что ты пытался убить того рхуна. Ты задействовал огонь?

Мовиндьюле кивнул.

– Отличный выбор, – заметил Эйден. – Я сделал бы то же самое.

– А вот и нет! – критично отрезала Макарета. – Никто из нас не смог бы ничего сделать. При виде обезглавленного тела Гриндала мы застыли бы как громом пораженные, не в силах ни думать, ни действовать!

– Говори за себя, я точно не растерялся бы! – сердито воскликнул Эйден, явно обидевшись.

Мовиндьюле не хотелось злорадствовать, и все же он не удержался от улыбки.

– Откуда тебе знать, – возразила Макарета. – Единственный раз, когда ты видел смерть – гибель того инстарья на арене. Миралиитом он не был, но я все равно плакала.

– Говори за себя! Я вовсе не плакал. Я смеялся!

Мовиндьюле не плакал и не смеялся. После того, что его отец сделал с Зефироном, Мовиндьюле покинул трибуну, зашел за ближайшую опору у служебных ворот и исторг содержимое своего желудка. Он изо всех сил старался забыть поединок, как и память о том дне, когда погиб Гриндал. Ужасная картина: лужа крови, голова Первого министра отделяется от туловища и катится по траве… Сколько было крови!.. При мысли об этом его снова едва не стошнило.

– Да ты у нас герой! – воскликнула Макарета.

Эйден помрачнел.

– Я просто сказал, что огонь – отличный выбор. Вот и все.

– Да, с этим не поспоришь, – неохотно отступила Макарета. Забрав у Мовиндьюле пустой кубок, она отдала ему свой полный.

– Наверное, – проговорил Мовиндьюле. – Только теперь уже не узнать, потому что Изменница меня остановила.

Он перестал называть Арион по имени. Пусть его прежняя наставница всегда будет известна как Изменница.

Все трое с отвращением покачали головами.

– Дрянь! – воскликнули они в унисон.

Столь полная гармония дала понять Мовиндьюле, что Вселенная с ним заодно. Внезапно ему открылся глубокий смысл происходящего. Все хорошо и правильно. Карнавал плавающих огней и забавляющиеся с водой миралииты были прекрасны. Понравилось вино – и вкус, и ощущения. Понравились дурацкие плащи, тайное братство и атмосфера под мостом. Мовиндьюле даже решил, что ему нравится и Эйден. Однако больше всего ему понравилась Макарета.

– Весело у вас тут, – проговорил принц и сделал еще глоток, удивляясь, что новый кубок почти опустел.

– Значит, ты придешь снова? – обрадовалась Макарета.

– Если приду, то можно мне тоже получить плащ?

– Плащи полагаются только членам группы. Ты хочешь к нам присоединиться?

Раздумывать Мовиндьюле не стал. Да и о чем тут думать? Под мостом собрались самые здравые фрэи, которых он когда-либо встречал, – умные, радушные и куда более родные, чем семья в Тэлваре. И еще с ними Макарета.

Принц облизнул с губ вино, гадая, каков на вкус ее поцелуй.

– С удовольствием. Мы с вами – родственные души!

Навес все еще протекал. Рэйт смотрел, как капли падают с провисшего полотна, на котором скопились три лужицы. Он ничуть не жаловался – совсем наоборот. Его поражало, что после четырех дней непрерывных дождей куски натянутой шерсти еще способны защищать от влаги.

Клан Рэн расположился вдоль северной стены Далль-Тирре. Окружающий деревню каменный барьер давал защиту от ветра, постоянно дующего с моря. Открытый участок был достаточно большим, чтобы все разместились с удобством. Разгрузив телеги, селяне выкопали несколько ям для костров и хранения припасов. Воду брали из тиррского колодца, что сразу осложнило отношения с местными: они настаивали на том, чтобы пришлые ждали, пока запасутся жители Тирре. Остальное складывалось весьма неплохо, – пока не пошел дождь.

Ливень наполнил дни скукой, а ночи превратил в пытку. При таких плачевных обстоятельствах упадок духа вызвал раздражение, переходящее в гнев, вспыхнули разногласия. Посыпались разнообразные жалобы, в том числе сожаления о том, что Персефону выбрали вождем клана и по ее указке покинули Далль-Рэн. Услышав такое, Рэйт стал держаться к ней ближе и ходил, положив руку на меч.

«Нас погубит не война или магия фрэев, а дождь».

И тогда Роан стала раскатывать шерсть.

Охотники сотни лет мастерили навесы из звериных шкур, однако в далле их нашлось не особо много. Чего хватало в избытке, так это шерсти. Роан чуток поразмыслила, и вскоре Персефона выделила ей в помощь целую маленькую армию. Используя копья как шесты, они натянули тугие навесы, одной стороной прилегавшие к стене. Копья закончились быстро, и Роан велела разобрать телеги. При правильном угле наклона вода сбегала, не просачиваясь внутрь. Вскоре соорудили узкую галерею, на которой все желающие могли по очереди поспать или приготовить еду. Возможность укрыться от нескончаемого дождя и поесть горячего снизила бунтарские настроения, по крайней мере, на некоторое время. С тревогой ждали наступления зимы.

Рэйт укрылся под навесом возле костра Падеры, готовящей обед. Время он выбрал неудачное, потому что трое дхергов тоже сидели там. Он не понимал, почему они не уходят и постоянно путаются под ногами.