– Вожди не собирались лет сто… или больше.

– Не все здесь, – заметил Рэйт. – Вэлон и Этен мертвы.

– Нового вождя Нэдака зовут Элвард. От клана осталось всего пятьдесят или шестьдесят человек, в основном мужчины. Они встали лагерем у восточной стены.

– А Дьюрия?

Персефона опустила взгляд.

– Об этом я и хотела поговорить. Я спрашивала у вождей… Других выживших нет, даже в самых дальних деревнях погибли все. Насколько мы можем судить, из клана Дьюрия остался лишь ты.

– Да я счастливчик! – воскликнул Рэйт с большей горечью, чем хотел. Персефона вовсе не была виновата в том, что фрэи уничтожили его клан.

– Наверное, тебе повезло. К тому же другие главы считают тебя вождем Дьюрии.

– И что с того?

– У тебя есть право голоса в выборе кинига. Ты не можешь оставаться моим Щитом. Поэтому я официально освобождаю тебя от должности. Будь ты и вождем, и Щитом, остальные решили бы, что я оказываю на тебя давление. Да и не подходила тебе эта должность. Ты не любишь подчиняться приказам.

– Я не могу быть вождем без клана!

– Что все дьюрийцы мертвы, доподлинно неизвестно. Через месяц или год выжившие могут появиться, и их интересы должен кто-то представлять.

Влажные щеки Персефоны блестели в лучах изредка проглядывающего солнца. Она стояла лицом к морю, закинув руки за голову, и платье реяло на ветру.

Рэйт не выдержал.

– Давно собирался спросить… Много чего произошло с тех пор, как… Я вот о чем: ты не передумала? Пойдем со мной!

– Куда – в Эврлин? – Глаза у нее стали совсем грустные. – Неужели ты до сих пор этого хочешь?

– Послушай! Прежде ты хотела остаться из-за тех, кого считала своей семьей: Сары и Брин, Мойи и Падеры, Гиффорда и Роан. У тебя был дом, за который нужно сражаться, слабость Коннигера угрожала будущему твоего народа. Теперь деревня уничтожена. В Эврлине мы сможем построить что-нибудь новое, что-нибудь хорошее и долговечное. Ты уже убедила вождей собраться вместе и выбрать кинига, Нифрон согласился обучать войска… Свою часть работы ты выполнила. Пусть теперь остальные выполнят свою!

Персефона собралась ответить, но Рэйт еще не закончил.

– Я не имею в виду, что мы должны уйти только вдвоем. Я не прошу бросать тех, кого ты любишь. Бери их с собой! Мы отправимся вместе, Малькольм и Сури тоже. Если уйдем сейчас, у нас хватит времени построить жилье до наступления холодов. Дичи там много, а в реках полно рыбы.

Персефона долго смотрела на него, смущенная, а потом расстроенная.

– Ты же не серьезно! Не могу я уйти. Ведь я отвечаю за многих людей. Весь клан Рэн на меня рассчитывает!

– Уже нет. – Рэйт указал в сторону далля. – За безопасность будет отвечать выбранный киниг. Свою часть обязанностей ты выполнила. Хватит с тебя!

– Нет, не хватит… Да и ты еще не сделал все, что мог. С назначением кинига ничего не заканчивается. Мы, вожди, в ответе за свой народ.

– Нет у меня никакого народа! Сама же сказала. Остался лишь я один, и быть кинигом мне не хочется. Послушай, ты прожила всю свою жизнь в Далль-Рэне, в стороне от войн с гула-рхунами. Ты не представляешь, что нас ожидает. Я тоже не представляю, но понимаю побольше тебя. Если будем воевать, то все погибнем. Если уйдем, то у нас появится шанс. Если выживем, то, может, и сделаем что-нибудь хорошее. Построим дом или целую деревню, которая переживет войну с фрэями хотя бы потому, что они не будут даже догадываться о нашем существовании.

Персефона вскинула руки.

– Ты прав. О войнах мне ничего не известно. Но вот что я тебе скажу: если убежишь от ответственности, то возненавидишь себя и утратишь всякую надежду. Люди должны быть сильнее обстоятельств, и даже один человек в силах изменить очень многое! Людям нужны лидеры, которые в них верят, ведь вера дарует надежду! Когда есть надежда, люди способны на удивительные, невероятные поступки. Между надеждой и отчаянием я всегда выбираю надежду!

– Ни на чем не основанная надежда – это безумие.

– Оснований у меня хватает! Я в нас верю. Я верю, что мы победим, если будем храбрыми и преданными своему делу. Я верю, что люди способны на все, если приложат достаточно усилий.

– Тогда ты веришь в иллюзии.

– Скорее, в мечты. И разве они не достойны веры?.. – Персефона глубоко вздохнула. – Хочешь – уходи. А я остаюсь. Говоришь, у тебя больше нет народа? Открой глаза пошире! Мы все в одной лодке. Мы все один народ. И не важно, из какого ты клана. Пожалуй, тебе стоит поменьше думать о себе и побольше о других!

Она подхватила подол платья и отправилась обратно в лагерь.

* * *

Рэйт вернулся под навес из шерсти с единственной мыслью: ухожу.

«Я зря потратил время. Она их никогда не покинет. Ей на меня совершенно плевать! Она скорее погибнет в бессмысленной войне, чем начнет жизнь заново и станет счастливой».

Да и зачем ему Персефона? Другие люди всегда создают проблемы. Братья его били. Отец потащил Рэйта через реку и погиб. Репутация клана Дьюрия лежала на нем клеймом с самого рождения. Окружающие несли только горе.

«Без нее мне будет лучше. Почему я столько ждал?»

Когда Рэйт завернул за угол и добрался до крошечной ниши, где они с Малькольмом хранили свои пожитки, снова зарядил дождь. Копье Малькольма стояло у стены возле вещей Бергина-пивовара и кровати его дочери. Не будучи дьюрийцем, Малькольм не испытывал нужды всегда носить с собой оружие.

Дождь забарабанил по навесу. Рэйт опустился на колени и достал большую сумку, выданную ему Падерой. Роан показала старухе, как продеть шнурок, чтобы сумка закрывалась плотно. Рэйт принялся запихивать в нее свои пожитки: полдюжины осколков кремня, три ножа, каменный топор, маленький молоток, подарок Роан, заменивший гладкий камень, которым он пользовался прежде, иголку и нитки от Мойи вместе с сотканным Сарой одеялом и чашу, сделанную Гиффордом. Поднявшись, Рэйт повесил через плечо бурдюк для воды, тоже подаренный Роан.

И когда он успел набрать столько скарба? До прихода в Далль-Рэн все вещи Рэйта помещались у него в руках. Теперь же их столько, что понадобилась сумка. Лишний вес вовсе ни к чему. Вытянув медный меч из-за спины, дьюриец швырнул его на землю. Может, для дхергов он и ценен, но не для него. Уже нет.

– Далеко собрался? – спросил Малькольм.

– Далеко, – отрезал Рэйт, не оборачиваясь. Он поднял сумку одной рукой, второй шаря в поисках забытых вещей.

– Видимо, дело срочное. Случилось что?

– Ага, проснулся наконец. Вспомнил, что я дьюриец и мир меня ненавидит. – Рэйт поднял палку с намотанной на нее шерстяной нитью и сунул в сумку.

– И кто же тебя ненавидит?

Рэйт обернулся и увидел, что Малькольм пришел не один. Он стоял под краем навеса, обняв за плечи босоногого мальчика, который сжимал в правой руке каменный нож, в левой – обструганную палку. Хотя промокли оба, с мальчика вода лилась в три ручья. Волосы и рваная рубаха липли к бледной коже, над обвязанной вокруг пояса веревкой отчетливо проступали ребра. Под мутными глазами мальчика залегли черные круги, словно он не спал много недель.