— Боже! — удивился Джаспер. — Ты только посмотри на бармена.

— Которого?

— Вон того. Разве он не один из твоих миллионеров?

Я посмотрел, куда указывал сын. За стойкой стоял худощавый азиат. Прав Джаспер или нет? Я бы не взялся утверждать. Не хочу изрекать ничего расистского вроде: «Они все на одно лицо», но сходства отрицать невозможно.

— Обрати внимание, — продолжал Джаспер. — Старается изо всех сил. Зачем миллионеру лезть вон из кожи?

— Может, успел потратить все деньги?

— На что?

— Откуда мне знать?

— А я знаю. Он наверняка из тех, кто всю жизнь вкалывает, потому что не умеет ничего другого.

Мы еще немного посидели, размышляя про людей, кому необходимо упорно работать, чтобы себя уважать, и радовались, что сами к ним не принадлежим. Вдруг Джаспер встрепенулся:

— Подожди-ка, вон еще один!

— Кто еще один?

— Еще один миллионер — выносит мусор.

Этого я узнал. Он был из первой партии. Денг Аджи, я был рядом с его домом и лично помучил его.

— Каковы шансы, что… — Я замолчал. Не стоило продолжать: мы оба понимали, каковы шансы — такие же, как на ипподроме, если в забеге участвует всего одна лошадь.

— Сукин сын!

— Кто? — спросил Джаспер.

— Эдди. Он нас надул.

Мы бросились в здание Хоббсов и схватили папки с делами миллионеров. Читали и перечитывали, но не было возможности узнать, сколько своих друзей Эдди сделал богатыми при помощи моей схемы. Он меня наколол. Подставил. Нет шансов, чтобы это дело со временем не выяснилось. Надо же — подложить такую свинью! Вот вам и дружба! Предательство в чистом виде. Мне хотелось придушить проходимца собственными руками.

Пока мы торопились к Эдди, я сообразил, что он, этот мой так называемый друг, окунул меня в дерьмо, подчиняясь внезапному порыву. Я еще не догадывался, что все обстоит намного хуже.

Мы уже шли по дорожке к его утопающему в папоротниках дому, когда он помахал нам из окна. Нас ждали. Ничего удивительного.

— Какой приятный сюрприз! — улыбнулся Эдди, открывая дверь.

— Зачем ты это сделал?

— Что сделал?

— Мы были в клубе и видели всех твоих якобы миллионеров!

Эдди, прежде чем ответить, помолчал.

— Ты водил сына в стрип-клуб?

— Мы влипли! И это ты нас подставил!

Эдди прошел на кухню. Мы последовали за ним.

— Это не конец света, Марти. Никто не догадывается.

— Я догадался, и Джаспер тоже. Вопрос лишь во времени — знать будут все.

— Думаю, ты преувеличиваешь. Хочешь чаю? — Он включил чайник.

— Почему ты так поступил? Это все, что я хочу знать.

Объяснения Эдди не отличались глубиной. Он заявил без стеснения:

— Хотел что-нибудь сделать для своих друзей.

— Хотел что-нибудь сделать для друзей?

— Вот именно. Ребята попали в тяжелое положение. Ты представить себе не можешь, что значит для них и их семей миллион долларов.

— Джаспер, как ты считаешь, его объяснение может нас удовлетворить?

— Хреновое твое объяснение, Эдди, — заметил сын.

— Вот видишь, даже Джаспер так считает. Объясни ему, Джаспер, почему его объяснение хреновое.

— Если он сделал своих друзей миллионерами, почему они до сих пор работают в стрип-клубе?

Эдди как будто был не готов к такому каверзному вопросу. Он закурил и скорчил гримасу, словно старался втянуть дым только в правое легкое.

— Вы меня поймали.

Виноват по уши, решил я. Но есть нечто такое, что он не хочет мне говорить. Проворачивает гнуснейшую махинацию — это очевидно, однако неясно, какие за этим кроются причины.

— Отвечай на вопрос, Эдди. Почему все эти миллионеры вкалывают за нищенскую зарплату в сомнительном, третьесортном стрип-клубе?

— Может, успели просадить все деньги?

— Ерунда!

— Господи, Мартин, откуда мне знать? Может, они из той породы людей, кто привык всю жизнь вкалывать, потому что не представляют, чем еще заняться?

— Эдди, как ты считаешь, что произойдет, когда люди узнают, что те двадцать миллионов долларов, которые они аккуратно каждую неделю высылают в наш адрес, не распределяют по совести, а отдают твоим друзьям, которых они посчитают моими друзьями?

— Может, они об этом вообще никогда не узнают?

— Узнают. И тогда нам крышка.

— Ты слишком драматизируешь.

— Эдди, где деньги?

— Не знаю.

— Они у тебя.

— Поверь, нет.

Мы замолчали. Эдди заварил чай и глоточками пил с мечтательным выражением лица. Меня он все больше и больше бесил. Казалось, он вообще забыл о нашем присутствии.

— Как бы нам все это похоронить? — спросил Джаспер.

— Не удастся, — ответил я. — Остается надеяться, что никто не пронюхает.

Сказав это, я понял, что мать была не права, когда говорила, что независимо от того, как далеко ты прошел по дороге, всегда есть возможность возвратиться. Я оказался на шоссе с односторонним движением, без единого съезда и мест разворотов. Мое дурное предчувствие было оправдано — через две недели история с миллионерами выплыла наружу.

Мне снова пришлось столкнуться в жизни с людоедским ажиотажем прессы. За меня взялись одновременно газеты, радио и телевидение. Атаку возглавил не кто иной, как Брайан Синклер — тот самый бывший ведущий выпуска новостей, которого я видел с подружкой сына.

Мы с Кэролайн обедали в итальянском ресторане за столиком у окна и ковырялись в огромном куске телятины под лимонным соусом, когда в поле моего бокового зрения возникла его лоснящаяся седая голова. Мы встретились взглядами через стекло. Превратившись в публичного человека, я привык, что на меня в самых немыслимых ситуациях наставляют объектив, словно перст судьи, но на сей раз гнусное выражение его алчущей физиономии произвело впечатление внезапной разгерметизации салона самолета. Он бешено замахал оператору. Я схватил Кэролайн за руку, и мы метнулись к заднему выходу. К тому времени, когда мы добрались до дома, телефон уже разрывался от звонков. В новостях в половине седьмого мы увидели наши удирающие спины.

«Четвертой власти» в эти дни было чем похвастаться. Журналисты дали волю языкам и напоминали рыбаков после выходных. Брайан усердствовал больше других, то и дело напоминая, что именно он раскопал, как совершилась величайшая в истории Австралии афера. Ему не составило труда обнаружить восемнадцать миллионеров в «Котле удовольствий» — все бармены, бухгалтеры, вышибалы, посудомойки — и каждый прошел перед объективом, закрыв лицо руками — жест, равносильный признанию вины. Но то, что обнаружилось дальше, не соответствовало моим ожиданиям, потому что Эдди, когда я припер его к стенке, не рассказал, в чем был смысл его махинации. Речь шла не о том, что его друзья украли деньги из карманов рядовых австралийцев. Я понял, что все намного серьезнее, когда позвонил очередной журналист и ошарашил меня вопросом: