Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как Вы понимаете, пан генерал, это сообщение не далее как сегодня утром будет подтверждено самим противником. Значит, Вы сможете убедиться, что я пишу правду.
Я готов помогать Вам и в дальнейшем, но для этого нам нужно встретиться и обо всем договориться. Как это сделать?
Пусть Ваши доверенные лица несколько ночей подряд ждут меня у Швехатских ворот с веревочной лестницей и на мой свист сбросят ее вниз. Я обязательно приду!
Как видите, Вы ничем не рискуете, а выиграть можете много.
Ян Кульчек хлопнул себя ладонью по лбу. Хотя он был молод и не мог похвастать образованием, как вот эти студенты университета, которые спят здесь рядом с цеховыми учениками и подмастерьями, но читать умел и польский понимал достаточно, чтобы сообразить, что написано.
«Матерь Божья! Да этому листу бумаги цены нет! Его нужно немедленно доставить губернатору!»
Он растолкал своего товарища, тоже подмастерья-пивовара, Якоба Шмидта.
– Якоб, друг! Вставай!
Тот открыл глаза. Пригладил рукой длинные льняные волосы. Недовольно спросил:
– Чего тебе?
– Постой за меня на часах!
– Что случилось?
– Живот болит, – соврал Ян, чтобы избежать дальнейших расспросов. – Только бы не кровавый понос…
Якоб нехотя встал, натянул сапоги, взял мушкет.
– Ладно, беги… Да молись всем святым, чтобы не пристала к тебе эта ужасная болезнь.
Ян Кульчек стремглав выскочил в дверь, вызвав у друга сочувственное покачивание головой, и темными улицами припустил к центру города…
Генерал Штаремберг вышел в домашних халате и туфлях, вопросительно посмотрел на адъютанта, потом – на незнакомца.
– Что стряслось, юноша? Турки начали штурм?
– Герр[130] генерал, я подмастерье Ян Кульчек…
– И ты разбудил меня для того, чтобы сообщить об этом?
– Нет, я принес письмо… Выстрелили из лука с той стороны…
– Вот как! – В глазах генерала загорелось любопытство. Он повертел листок перед глазами. – Это что – по-польски?
– Да.
– О чем там написано? Ты понимаешь? Переведи!
Кульчек слово в слово перевел письмо на немецкий.
– Майн готт! – воскликнул потрясенный генерал. – Этот доброжелатель, если только не лжет, предупреждает нас о страшной опасности, угрожающей нам!
– Да, герр генерал, – скромно вставил Кульчек. – Я тоже понял это, потому и осмелился разбудить вас…
Штаремберг окинул взглядом молодого подмастерья в одежде обычного рабочего, на которого в другое время не обратил бы внимания. Он ему понравился. Кряжистый, сильный, в глазах – умная лукавинка. И держится смело, не смущается перед генералом.
– Ты чех?
– Да.
– Так вот что, Кульчек… – Генерал вдруг подозрительно глянул на юношу. – Постой, постой… Что за странное совпадение: Кульчек и Кульчицкий? Вы не родственники?
Кульчек пожал плечами.
– Я его и в глаза никогда не видел! Какой же он мне родственник? Вовсе не думал об этом. Похоже, но не то…
– Значит, случайность. Ну вот что: возьми еще одного надежного парня и каждую ночь ждите этого Кульчицкого. Если появится – немедленно ко мне! Понял?
– Да, господин генерал!
– За письмо и службу – благодарю. Теперь иди. – И Штаремберг, не дожидаясь, пока Кульчек выйдет, приказал адъютанту, стоявшему навытяжку у дверей: – Франц, мой мундир и шпагу! Поднимай штаб! Командиров – ко мне! У нас совсем мало времени, нужно поскорее усилить отряды Львиного и Замкового бастионов…
Целую неделю Ян Кульчек с Якобом Шмидтом ждали гостя с той стороны. С вечера до самого утра всматривались в темноту, вслушивались – не пропустить бы свист.
Служба эта была не обременительна. Жди и жди. Дежуря у Швехатских ворот, Ян нет-нет да и поеживался, вспоминая тот день, когда турки атаковали Львиный и Замковый бастионы.
С восходом солнца ударила турецкая артиллерия. Бомбы и каменные ядра падали как град. Они вгрызались в земляные стены, дробили кирпичные парапеты, а некоторые, перелетая через крепостную стену, поджигали крыши ближайших строений.
Но людям вреда не причиняли – всем было приказано на время обстрела укрыться в погребах и подвалах.
Потом обстрел прекратился – на штурм пошли янычары. С какой яростью атаковали они! Казалось, никакая сила не выдержит этого первого яростного натиска. Бюлюк[131] за бюлюком, орту за ортой посылали паши на приступ – и все напрасно! Полуразрушенные бастионы выстояли до вечера.
Ров заполнился телами убитых, но в город ворваться янычары так и не смогли. В последующие дни установилось непривычное, странное затишье.
Венцы торжествовали. Еще бы! Это была настоящая победа!
И никто, кроме Штаремберга, Яна Кульчека и еще нескольких лиц в городе, не знал, кто был истинным вдохновителем, душой этой победы.
Каждое утро генерал находил минутку, чтобы спросить Яна:
– Ну как?
Кульчек виновато разводил руками.
– Нету, господин генерал.
– Ждите! Следите! Если живой – обязательно придет!
Наконец среди ночи послышался долгожданный свист. Ян Кульчек встрепенулся, перевесился через стену и посмотрел вниз. Но никого в темноте не увидел.
Свист раздался вторично.
– Опускай лестницу! – шепнул Кульчек.
Якоб Шмидт стоял наготове. Лестница прошуршала по стене и тут же натянулась. Кто-то сразу наступил на ее нижнюю перекладину, стал подниматься наверх.
Вскоре из темноты показалась янычарская шапка. Незнакомец ловко перемахнул через парапет. Сказал коротко:
– К генералу!
Штаремберг принял его немедленно.
– Так вот ты какой, мой друг! – шагнул он навстречу молодому незнакомцу. – В тебе нет ничего турецкого, кроме платья, Кульчицкий! Спасибо за неоценимое предупреждение!
Кульчицкий улыбнулся и снял шапку. Легко поклонился.
Волосы темно-русые, густые, непокорные. Лицо – мужественное, загорелое, привлекательное. На верхней губе темнеют небольшие стриженые усы. Выразительные серые глаза смотрели внимательно, изучающе.
Штаремберг предложил сесть.
– По-немецки говоришь? Если нет – нам поможет понять друг друга Ян Кульчек.