Он принялся считать бусины.

– Точно, сорок две!

– Я нашел его на улице, – с трудом проговорил Мигель. Его била нервная дрожь.

Полицейские еще раз переглянулись.

– Упакуй улики, – приказал старший напарнику.

Затем повернулся к Мигелю, внимательно посмотрел ему в лицо.

– Попался, сынок! Мы проверим твои отпечатки, проверим пули и гильзы. Не знаю, как оно все будет, но сдается мне, что тебя ждет электрический стул, – буднично сказал он.

Может, от этой будничности, а может, от всех событий сегодняшнего дня нервы Мигеля не выдержали. Свободной рукой он закрыл лицо и зарыдал навзрыд. В этот же момент хлынул давно собирающийся ливень. Плотные потоки воды обрушились на шоссе девяносто два, на Томоканские болота, на Дайтона-Бич и его окрестности.

* * *

В следующий полдень на Томоканские болота приехали несколько полицейских машин и микроавтобус с экспертами. Они тщательно осмотрели прилегавший к проселку участок берега, но нашли только труп огромного аллигатора с откусанными лапами.

«Туарег» минувшей ночью забрал отправившийся на поиски шефа и напарников Суслик. Ливень смыл кровь и все следы, а два раненых аллигатора сдохли где-то в камышах, их поглотили Томоканское болото и его вечноголодные обитатели.

Зато отпечатки пальцев налетчика, напавшего на дом Хеннетов, совпали с отпечатками Мигеля. А пули, ранившие хозяев, оказались выпущенными из его револьвера.

Предсказание шерифа начинало сбываться.

14 декабря 2002 года, Москва

Занавес опустился, оставив влюбленного Ромео на лестнице под окном Джульетты. Смолкли аплодисменты. Отрезанный от веселой Вероны с ее тайнами и страстями, зал зажил собственной жизнью, наполнился светом и шумом. Возвышенная атмосфера высокого искусства отошла на второй план в предвкушении земных удовольствий – буфетных бутербродов, коньяка и кофе. Толпа потянулась к выходу в фойе, увлекая за собой Лернера и Анну.

Лернер деловит и сосредоточен, губы сложены в жесткую линию. Бросил короткий взгляд на Анну и отвернулся, высматривая в толпе знакомые лица. Отметил, как из бокового ряда, переступая маленькими шажками и обмахиваясь программками, спешили влиться в общий поток неразлучные «Ромео» и «Джульетта» – но не актеры из спектакля, конечно, а «топтуны» из ФСБ.

– Я пошла поправить прическу, – сказала Анна. – Подожди в буфете. И смотри, не напейся.

Лернер снова обернулся к ней. На какие-то мгновения его лицо расслабилось, он улыбнулся своей обычной улыбкой – открыто и чуть иронично. Возможно, они увидятся через десять минут. Возможно, через много лет. Или вообще никогда…

– Постараюсь. – Грант поцеловал ее в пахучую щеку, совсем рядом с маленьким розовым ухом. И добавил шепотом: – Будь осторожна. Удачи!

– Тебе тоже.

Анна растворилась в толпе. Какое-то время Грант держал в фокусе ее высоко поднятую голову и черную сумку Gucci с застежкой в виде двойной буквы G, потом потерял их из виду. Он снова стал прежним Грантом – жестким и сосредоточенным.

Он поднялся по лестнице на ярус балкона и, опершись на перила, посмотрел вниз. Огромное фойе, наполненное пестрой гудящей толпой, лежало перед ним как на ладони. Словно оркестровая яма. А он – за дирижерским пультом. Музыканты ждут взмаха палочки, хотя не все из них знают, что они музыканты и что они задействованы в этом спектакле.

«Топтуны» – вот они: раз, два… трое наблюдателей выжидательно застыли у своих литавров, больших и малых барабанов.

Опершись спиной о колонну и засунув руки в карманы, стоит Фил Монроуз. Он провожает взглядом каждую забористую женскую задницу, проплывающую мимо него, но не забывает время от времени поднимать глаза на Лернера. Тромбон выдал лихой мотивчик, приветствуя дирижера.

Роберт Ковальски рассматривает огромную люстру, но расположился так, чтобы держать в поле зрения также и Лернера. Их взгляды на короткое мгновение пересекаются. Контрафагот сыграл куценькое арпеджио – он готов к концерту.

Мигуновы уже на исходной позиции: у лестницы в цокольный этаж. С первой скрипкой дирижеру полагается обменяться рукопожатием, но ладно, обойдемся. Итак…

Лернер промокнул вспотевший лоб платком. Это сигнал к началу операции.

Мигуновы двинулись вниз, к гардеробным и туалетам. На несколько шагов отставали от них «Сало» и «Шпинат». «Шпинат» крутил головой и что-то говорил – губы его непрерывно шевелились. «Сало» молчал, сосредоточенно разглядывая в огромном вырезе платья спину идущей впереди Изабеллы Хондерс. Все остальные участники операции «Рок-н-ролл» тоже потянулись к лестнице.

А для Лернера толпа в фойе исчезла. Исчезли люди, исчезли все посторонние звуки, яркий свет провалился куда-то в черную дыру и съежился до размеров лампочек-«светлячков», которые освещают музыкантам ноты на пюпитрах. Лернер сосредоточил внимание только на этих крохотных островках света, мысленно проигрывая вместе с каждым музыкантом его партию.

* * *

За окном было уже темно, народ возвращался с работы. Заснеженная и залитая желтым светом уличного освещения Лубянская площадь кишела автомобилями и людьми.

– А что, дружище, не отправиться ли нам по домам? – спросил Ремнев, отодвигаясь от компьютерного монитора. – Эта Бинтли – обычная машинистка, а Монроуз вообще из гаражной обслуги, недавно выбился в дипкурьеры. Никогда ни в каких акциях ЦРУ они не участвовали. А в театр ходить сотрудникам американского посольства не возбраняется. И вообще – мало ли кто закатился на этот сраный балет! Так что, всех проверять, что ли? Пойдем, по дороге закатимся в кафешку, пивка попьем…

– Нельзя, дружище, – назидательно отозвался Кастинский. – Сегодня нам надо шпиона поймать и отчитаться. Кстати, ты когда-нибудь ловил шпиона?

– Это бабочек ловят! – раздраженно отозвался Евсеев. Он понимал, что коллеги обращаются не друг к другу, а к нему. Точнее, отпускают шпильки в его адрес. Потому что оба приданы ему на сегодняшний вечер, а если понадобится, то и ночь. И группа захвата в дежурной комнате придана ему. И вообще, как сказал генерал Ефимов, сегодня все силы и средства Управления будут задействованы на захват американского шпиона. Как только эксперты дадут отмашку, сразу по всем каналам пройдет команда «Фас!». А командовать будет он, Евсеев. Конечно, под руководством своего непосредственного начальника полковника Кормухина, который тоже сидит в своем кабинете и ждет заключения фоноскопистов. Но тот всегда руководит так, что надеяться придется только на себя.

– Ах, бабочек… А ты хоть видел живого шпиона?

– А вы видели? – огрызнулся Юра.

Кастинский оскорбительно захохотал.

– Конечно, видели! Он к тебе на допрос приходил. Только как пришел, так и ушел!

Ремнев тоже усмехнулся.