25 А для кормчего Харона

Homo hominl lupus est[11].

Потому что наш Харон

28 Прибыл прямо с похорон.

37 А у нашего Аида[12]

Нет садов Семирамиды,

Только нервный тик-с,

40 Да речушка Стикс…[13]

От райского от дерева

Эх, накося да выкуси!

43 Мы с тобой два берега

У одного Стикса…

Продолжай играть, кифара,

46 Эх, да на гулянке!

Дайте в руки гонорара[14]

Золотые бланки!

Песнь тридцать шестая

49 Эх!

(Печатается с некоторыми сокращениями, согласованными с Вл. ВЛАДИНЫМ)

Биографическая справка

Данте Алигьери родился во Флоренции в 1265 году. Евгений Сазонов родился в городе Бараний Рог в 1936 году. В 1302 году Данте из-за интриг своих политических противников переехал в Верону. В 1954 году после окончания средней школы № 18 Сазонов вынужден был переехать в Москву.

Однажды Данте встретил девушку по имени Беатриче, и у поэта возникла глубокая и трогательная по своей наивности любовь. Беатриче рано умерла, так и не узнав об этом, так как Данте она видела всего пару раз, и то мельком. Все это вызвало к жизни и во многом обусловило пафос «Божественной комедии», которую автор писал четырнадцать лет.

Сазонов познакомился со своей будущей женой в парке культуры и отдыха. Они расписались в районном Дворце бракосочетаний 31 декабря 1968 года. Сазонов писал свой «Бурный поток» две недели.

Данте писал свою поэму так называемыми «терцинами» — трехстрочными ямбическими строфами с перекрещивающимися рифмами.

Талант Сазонова-переводчика не смог уложиться в узкие рамки терцин — Евгений раздвинул грани, созданные великим флорентийцем. Автор «Бурного потока» стал переводить «Божественную комедию», по-своему, творчески переосмысливая ее поэтический лад. У Данте тридцать четыре песни. В переводе Сазонова их тридцать шесть. Но в этом-то не только своеобразие, но и ценность нового перевода!

Раздумины

(в соавторстве с Вл. Бахновым)

1. О пользе серьезной музыки

Однажды я отдых воскресный прервал,

Пойдя на концерт пианиста,

Который в тот памятный вечер играл

Рапсодии Ференца Листа.

Ах, как он играл!

Зал почти не дышал.

Но я опечален был, ибо

Мне музыку слушать ужасно мешал

Мой кашель — наследие гриппа.

Не мог наслаждаться я дивной игрой.

Не мог я отдаться мелодии

И кашлял надсадно во время Второй

Всемирно известной рапсодии.

Мне было неловко. Но дело не в том:

Я кашлял, не ведая даже,

Что запись концерта идет

и потом

Найду я пластинку в продаже.

Купил я пластинку, где этот концерт.

Включил радиолу я дома

И вместе с рапсодией

Где-то в конце

Услышал свой кашель знакомый.

Да. это мой кашель! Конечно же, мой!

Звучал он так ясно, так чисто!

И снова и снова весь вечер с женой

Мы слушали кашель и Листа.

Мне в вечность открылась высокая дверь.

Бессмертием я обеспечен:

Ведь с Ференцем Листом

Мой кашель теперь

В грамзаписи увековечен!

Ходите, товарищи, в консерваторию

И так же, как я.

Попадете в историю!

2. Старое и новое

На плоской крыше синхрофазотрона

Сидела неприметная ворона.

Сидела и не ведала про то она.

Простая недоразвитая птица.

Что там, под ней. проносятся протоны

И за частицей гонится частица.

А я подумал: вот прогресса вехи.

Все изменилось на земле-старушке…

Живи ворона эта в прошлом веке,

На чем она сидела б?

На церквушке.

Сидела бы она, объята дремой.

На избах, крытых ржавою соломой.

А нынче

Та же самая ворона

Сидит на крыше синхрофазотрона!

Проносятся протоны да нейтроны,

Идут в природе всякие процессы,

И если даже, скажем, ты ворона.

Ты все равно зависишь от прогресса!

3. О поэте и его лирическом герое

Во избежанье недоразумений

Я как поэт скажу вам не тая:

Лирический герой моих творений

Отнюдь не то же самое, что я.

Коль, скажем, я пишу, что стар и сед

И развожу об этом тары-бары,

Не думайте, что стар и сед поэт,

О нет: его герой седой и старый.

Коль я пишу: мол, на душе тревога.

Мол, выхожу один я на дорогу —

Совсем не значит, что ночной порой

Я сам иду пешком. Нет, слава богу,

Я за столом сижу,

А на дорогу

Выходит мой лирический герой.

И коль пишу я, что иду вперед,

То, значит, мой герой вперед идет,

А я — я повторяю вам опять —

Могу стоять на