Что же касается строки «Мне напоследок мышцы рвет по швам», то у нее есть и такой вариант: «Сдыхает, неподверженный смертям!» /3; 334/. По отношению к штанге это звучит более чем странно, но если вспомнить «Сказку про несчастных лесных жителях», где в форме отношений Ивана-дурака и Кащея бессмертного реализован конфликт поэта и власти, то все встанет на свои места: «“Так умри ты, сгинь, Кашей!..”. А тот в ответ ему: / “Я бы рад, но я — бессмертный, не могу!”»[855] [856].

Бессмертный — то есть «неподверженный смертям». Но кончилось всё тем, что «от этих-то неслыханных речей / Умер сам Кащей, без всякого вмешательства…». А в черновиках «Штангиста»: «Сдыхает, неподверженный смертям!». Здесь вечная штанга фактически приравнивается к бессмертному Кащею.

Угадывается также мотив из стихотворения «Мне в душу ступит кто-то посторонний…» (1970): «Ах, если бы он был потусторонний, / Тогда б я был спокойнее стократ» (СЗТ-3-309).

Во всех этих произведениях герой стремится сделать своего противника «потусторонним»: зашвырнуть его «куда подалее» и избавиться от него «враз и навсегда».

Незадолго до «Штангиста» была написана песня «Вратарь» (1971), где лирический герой оказывался к похожей ситуации: «Весь взят — еще один момент мученья», «Так для чего же мучаться?», («Штангист»; АР-13-44, 48) = «Мучаюсь в теченье всей игры» («Вратарь»; АР-17-66639). В последней песне репортер просит героя пропустить гол: «Всё б ловить тебе, хватать — не дал снять!». И в «Штангисте» один из зрителей тоже кричит герою, чтобы он прекратил борьбу: «Какой-то зритель слишком сердобольный / Советует: “Да брось его к чертям!”» (АР-8-98). Не напоминает ли этот «сердобольный зритель» милиционеров из песни «Вот главный вход…», где лирическому герою после его избиения «сердобольные мальчики / Дали спать на диванчике»?! Соответственно, между «сердобольным зрителем» и «чуть не плачущим» репортером (который тоже является зрителем) возникает еще одно сходство: «Кричит: “Не надо! Брось его к чертям!”» (АР-8-96) = «А ну, не шевелись, потяни!» /3; 62/.

Кроме того, в черновиках «Штангиста» герой мечтает об игре в футбол: «Побегать бы мне на поле футбольном, / Но я над этой штангой победитель» (АР-13-47), — а во «Вратаре» он и в самом деле окажется на футбольном поле.

Завершая разговор о «Штангисте», сопоставим его с «Горизонтом» (1971).

В обоих случаях лирический герой вынужденно вступает в борьбу со своим противником: «И, как силком навязанную ношу, / Тащу снаряд наверх, минуя грудь» (АР-8-98) = «Кто вынудил меня на жесткие пари, / Нечистоплотны в споре и расчетах». Причем «спор» упоминался и в первой песне: «Три движенья — и закончен спор» (АР-8-103) = «Был спор — не помню, с кем» (АР-3-115).

Также герой упоминает потенциальные награды, которые могут ему достаться: «Не только за медать и за награду / Я штангу над собою подниму» /3; 333/ = «Вот мой последний шанс, все сотни и рубли» (АР-3-115); одинаково говорит о своих усилиях: «Как шею жертвы, круглый гриф сжимаю» = «И я сжимаю руль до судорог в кистях»; и демонстрирует уверенность в победе: «Смотрите на меня: я — победитель» (АР-1347) = «Глядите на меня: я — на краю Земли, / Вы видите меня на горизонте» (АР-11120). Кстати, в основной редакции «Горизонта» он тоже называет себя победителем: «Кто за меня — мы выиграем с вами!».

Разумеется, враги героя не дремлют и пытаются его остановить: «Брось его к чертям!» («Штангист»), — но несмотря на это: «Я газа не бросал на поворотах» («Горизонт»; АР-3-113); «Я ношу прежде времени не брошу <…> Я выполнял обычное движенье…» /3; 336 — 337/ = «Но не удастся им прервать мое движенье» (АР-3-115).

В обеих песнях герой спешит, чтобы победить своих врагов, действуя при этом «поперек»: «Тороплюсь ему наперекор» (АР-8-100) = «Наматываю мили на кардан / И еду вертикально к проводам. / Завинчивают гайки. Побыстрее'. — / Не то поднимут трос, как раз где шея», — и побеждает «рывком»: «Я выполнял обычное движенье / С коротким, злым названием “рывок”»[857] [858] [859] [860] = «Я голой грудью рву натянутый канат».

Но даже если герой одерживает победу, то все равно эта победа — временная: «Штанга, перетруженная штанга — / Вечный мой соперник и партнер» = «Я снова трачу всё на приближенье! / Должно быть, это — вечное движенье!» /3; 360/.

***

В продолжение спортивной тематики рассмотрим песенную дилогию «Честь шахматной короны» (1972).

Как известно, Высоцкий неоднократно подчеркивал наличие подтекста в своих сатирических песнях: «…в каждой шуточной песне обязательно есть какая-то серьезная подкладка, иначе нету смысла писать»641; «Во всех авторских вещах моих, которые я написал, всегда есть какое-то “второе дно”, всегда есть серьез, несмотря на шуточную форму»642.

А про шахматную дилогию он говорил, что написал ее до матча на первенство мира между Борисом Спасским и Робертом Фишером: «Все мы сейчас ожидаем исхода поединка, если он состоится, конечно. У всех у нас есть мысли по этому поводу. Некоторые люди даже видят сны. Вот один мне человек рассказал, как он играл с Фишером. Это меня натолкнуло на мысль написать песню шуточную двухсерийную»^3.

В этой песне герой-рассказчик, описывающий свою подготовку к матчу с Фишером и первую сыгранную с ним партию, совершенно не умеет играть в шахматы и даже путает имя своего противника. При этом Фишер ничуть не удивляется эксцентричному и отнюдь не шахматному поведению соперника.

Самое любопытное в первой серии («Подготовка») — это рассказ героя о тех, кто его готовил к матчу. Это и футболист («Друг мой, футболист, учил: “Не бойся! / Он к таким партнерам не привык. / За тылы и центр не беспокойся, / А играй по краю напрямик!”»), и боксер («Не спеши и, главное, не горбись, — / Так боксер беседовал со мной, — / В ближний бой не лезь, работай в корпус, / Помни, что коронный твой — прямой»). Он занимался также бегом («Я налег на бег, на стометровки»), хоккеем («Были по хоккею тренировки»), играл в карты и в бильярд, причем с экс-чемпионом мира по шахматам («Мы сыграли с Талем десять партий / В преферанс, в очко и на бильярде»). Нетрудно заметить здесь связь со всеми (за исключением бильярда) спортивными сюжетами, уже разобранных выше в свете конфликта поэта и власти.

Примечательно, что о дружбе с известными футболистами или легкоатлетами лирический герой говорит и в других