— Сколько лет этой истории?

— Война Неболома разыгрывалась двадцать девять поколений назад. Наш лес не настолько стар. Но мы принесли с собой истории и песни родительского леса.

— Но ведь этот вот фрагмент про небо и звезды, ведь он может быть еще древнее…

— И намного. Отцовское дерево Неболом умерло очень-очень давно. Он мог быть очень и очень старым, когда эта война вспыхнула.

— А тебе не кажется, что это может быть воспоминанием pequenino, который первым открыл десколаду? Она сюда прибыла на космическом корабле, и он видел нечто вроде посадочного модуля?

— Потому-то я и спел.

— Если это правда, то вы наверняка были разумными еще до десколады.

— Теперь-то все уже пропало, — вздохнул Садовник.

— Что пропало? Не понимаю.

— Наши гены из тех времен. Невозможно и догадаться, что у нас отобрала и что отбросила десколада.

Это правда. Каждый вирус десколады может содержать полный генетический код любой лузитанской формы жизни, но это нынешний генетический код, код организма, которым десколада овладела. Первоначальную версию уже никак нельзя ни реконструировать, ни воспроизвести.

— И тем не менее, — буркнул Миро. — Ведь это интересно. Подумать только, что вы уже имели язык, песни и истории еще до того, как она здесь появилась. — А после этого прибавил, хотя и знал, что делать этого не следует:

— Но, таком случае, может теперь ты и не обязан доказывать независимость разума pequeninos.

— Еще одна попытка спасения свинкса, — шепнул Садовник.

В динамике прозвучал голос. Голос из за пределов стерильной камеры.

— Можешь уже выйти.

Это Эля. Только ведь она должна была спать во время дежурства Миро.

— Мое дежурство заканчивается через три часа, — ответил ей парень.

— Туда идет другой.

— Пускай идет, скафандров хватит на всех.

— Миро, ты мне нужен здесь. — Тон голоса Эли не допускал никаких противоречий. Что ни говори, ведь это она руководила экспериментом.

Когда через несколько минут он уже стоял шлюзе, то сразу же понял, что происходит. Там уже ожидала Квара с холодным выражением на лице и столь же взбешенная Эля. Они явно только что ссорились… ничего чрезвычайного. Необычным было только само присутствие Квары.

— Можешь возвращаться. — заявила Квара, как только увидала Миро.

— Даже не знаю, зачем же было выходить.

— Она хочет поговорить с ним наедине. — объяснила Эля.

— Всего лишь вызвала тебя. — прибавила Квара. — Но она не желает отключить систему прослушивания.

— Мы должны регистрировать все, что говорит Садовник. Контроль ясности мышления.

Миро вздохнул.

— Эля, ну когда же ты подрастешь?

— Я! — вспыхнула та. — Я, подрасту? Она приходит сюда, как будто считает себя Девой Марией на золотом троне…

— Эля, — перебил ее Миро. — Заткнись и послушай. Квара для Садовника это единственный шанс выжить. Можешь ли ты, положа руку на сердце, сказать, будто она помешает эксперименту, если…

— Согласна. — Эля поняла аргументацию и отступила. — Она враг любого разумного существа на этой планете, но я все же отключу систему прослушивания, поскольку она желает поговорить с глазу на глаз с братом, которого сама же и убивает.

Для Квары это было уже лишком.

— Ничего не надо ради меня отключать, — заявила она. — Вообще жалею, что пришла сюда. Это было ошибкой с моей стороны.

— Квара! — крикнул Миро.

Девушка остановилась у дверей лаборатории.

— Одевай скафандр и пойди поговорить с Садовником. Почему он должен страдать из за Эли?

Квара еще раз гневно глянула на сестру, но потом направилась к шлюзу, откуда только что вышел Миро.

Он испытал облегчение. Ему было известно, что не обладает здесь ни малейшей властью; обе женщины могли указать, куда он может сунуть свои указания. Но его послушались, так может и желали послушаться. Квара и вправду хотела поговорить с Садовником. А Эля и вправду хотела позволить ей это сделать. Может они уже действительно подросли настолько, чтобы их личная вражда не угрожала жизни других. Выходит, для этой семьи еще имеется какая-то тень надежды.

— Она включит, как только я зайду вовнутрь, — буркнула себе под нос Квара.

— Не включит, — заверил ее Миро.

— Но будет пытаться.

Эля окинула ее презрительным взглядом.

— Я умею держать собственное слово.

Больше они не обменялись ни словом. Квара вошла в шлюз, чтобы там переодеться. Через мгновение она уже находилась в стерильной камере, истекая смертельным для десколады раствором, которым был опрыскан весь скафандр.

Миро услыхал ее шаги.

— Выключи, — приказал он.

Эля вздохнула нажала на клавишу. Звук шагов умолк.

В ухе Миро отозвалась Джейн.

— Тебе передавать, что они там говорят?

— А ты их слышишь? — спросил Миро одними губами.

— Компьютер подключен к нескольким датчикам, реагирующим на вибрации. Я научилась декодировать человеческую речь даже по самым слабым колебаниям. А эти инструменты весьма чувствительны.

— Хорошо, передавай, — шепнул Миро.

— И никаких моральных угрызений?

— Никаких, — ответил он. Ставкой было спасение целого мира. Впрочем, свое слово он сдержал: комплекс звукозаписи был отключен. Эля ничего не слыхала.

Поначалу разговор шел совершенно банально. Как себя чувствуешь? Ужасно. Очень больно? Очень.

Но это именно Садовник прервал формальную вежливую болтовню и перешел к сути.

— Почему ты хочешь, чтобы мои братья были рабами?

Квара вздохнула, но следует признать, в этом вздохе не было ни капли раздраженности. Для опытного слуха Миро это прозвучало так, как будто бы ее и вправду мучили сомнения. Здесь не было ни капли от демонстрируемого по отношению к семье вызывающего поведения.

— Я вовсе не хочу, — ответила девушка.

— Возможно и не ты выковала кандалы, но это ты держишь у себя ключ и не разрешаешь им воспользоваться.

— Десколада — это не кандалы. Кандалы — это просто вещь. А десколада — живая. — Я тоже. И мой народ. Почему ее жизнь должна быть важнее наших?

— Десколада не убивает вас. Вашими врагами стали Эля и моя мать. Это они убили бы всех вас, чтобы спастись от десколады.

— Ну конечно, — согласился с ней Садовник. — Конечно, именно так бы они и поступили. Я бы тоже убил их, чтобы спасти собственных братьев.