В середине августа Лист покинул Веймар и сразу отправился на виллу д’Эсте, где, почувствовав прилив вдохновения, самозабвенно окунулся в творчество. Рождался третий том — третий год «Годов странствий», начинавшийся пьесой «Ангелюс! Молитва ангелам-хранителям» (Angelus! Prière aux anges gardiens). Лист посвятил ее своей внучке Даниеле Сенте.

Далее буквально в едином порыве были сочинены две тренодии «У кипарисов виллы д’Эсте»: Aux cyprès de la Villa d’Este. Thrénodie I (Andante); Aux cyprès de la Villa d’Este. Thrénodie II (Andante non troppo lento). По поводу их создания Лист писал Каролине Витгенштейн 23 сентября: «Эти три дня я полностью провел под кипарисами! Это была настоящая одержимость, я просто не способен был думать ни о чем другом, даже о Церкви; их старые стволы не давали мне покоя, и я слышал, как поют и плачут их отягощенные вечной зеленью ветви! Наконец, вот они предо мной, переложенные на нотную бумагу; после многочисленных исправлений, выскребываний и новых выскребываний, я переписал их и примирился с тем, что больше не прикоснусь к ним»[725]. Однако впоследствии Лист именно в связи с «Кипарисами виллы д’Эсте» сетовал: «О Боже, за исключением Бетховена и Вагнера, как сухо и плохо звучит на фортепьяно и даже в исполнении оркестра звонкая печаль всемогущей природы»[726]. Недаром оба произведения определены Листом как тренодии — песни печали, песни-плачи. Как точно заметил Б. Сабольчи, Лист в своих произведениях «не подавил свое одиночество и разочарование, а передал их человечеству — хотя, быть может, только будущему человечеству»[727].

За «Кипарисами» последовали «Фонтаны виллы д’Эсте» (Les jeax d’eaux à la Villa dʼEste) — каскад искрящихся пассажей, словно осязаемые кристальные, переливающиеся одна в другую струи воды, музыкальный портрет красот, созданных руками человека и природы, вдохновлявших Листа в одном из самых прекрасных его «убежищ».

В 1877 году Лист написал также завершившую цикл пьесу «Ввысь сердца» (Sursum corda).

В третий том «Годов странствий» вошли и более ранние произведения: «Sunt lacrimae rerum[728]. В венгерском стиле» (En mode hongrois), написанное в 1872 году с посвящением Гансу фон Бюлову, и сочиненный еще в 1867 году «Траурный марш. Памяти Максимилиана I, императора Мексики, 19 июня 1867»[729] (Marche funèbre. En mémoire de Maximilien I, Empereur du Mexique, 19 Juin 1867).

Когда в ноябре Листу пришла пора покидать «волшебную» виллу д’Эсте, он с горечью признался дяде Эдуарду: «Усталость овладела мною от моих непрестанных разъездов. Больше всего я хотел бы оставаться до конца моей жизни и работать спокойно где-либо в деревне или городе, но на одном месте. Однако мне это, по-видимому, не суждено, и поэтому я стараюсь по возможности избегать ненужных перемен места; вопреки всем приглашениям я не поеду ни в Париж, ни в Лондон, а останусь в своем уже и без того слишком широком и обременительном треугольнике: Пешт, Веймар и Рим»[730].

Семнадцатого ноября Лист выехал из Рима и 21-го был уже в Будапеште, где вновь окунулся в водоворот общественной жизни. От спокойствия и тишины итальянских дней не осталось и следа. Концерты, занятия, благотворительные вечера шли одни за другими. В газете «Фёвароши Лапок» (Fövárosi Lapok — «Столичные листки») от 25 декабря появился весьма показательный пассаж: «Публичность уже не является его стихией, и очень жаль, что у нас к этому относятся не с должным уважением. Если в одной газете напишут, что и в этом сезоне он даст публичный концерт в пользу Общества писателей, то уже на другой день начинается облава: четыре-пять обществ стучатся в его дверь под предлогом благотворительности. Ведь мы знаем, что в отношении благотворительности на всём земном шаре вряд ли найдется артист, который бы больше жертвовал на ее алтарь, но, пожалуй, лучше было бы дать ему возможность делать это по собственному почину, а не в атмосфере назойливых принуждений. Не сегодня завтра может случиться, что какое-нибудь общество, рассматривая искусство Листа как вспомогательный источник своих доходов, в разделе „приход“ в своем годовом бюджете после членских взносов впишет „10 пальцев Листа“»[731].

Как и в Веймаре, двери будапештского дома Листа были постоянно открыты для посетителей, главными из которых для гостеприимного хозяина были, конечно же, представители музыкального мира разных стран. Так, 2 января 1878 года Листа навестил Лео Делиб, приехавший на премьеру своего балета «Коппелия», а 16–17 января у него жил Уле Булль[732], гастролирующий в венгерской столице. Вечерами Лист и Булль играли вместе для узкого избранного круга, находя у себя много общего во взглядах на дальнейшее развитие искусства.

Но основное время Лист посвящал занятиям в Музыкальной академии. Перед отъездом из Будапешта он устроил публичное выступление своих учеников — своеобразный отчетный концерт. «Фёвароши Лапок» отмечала, что уровень их мастерства настолько возрос, что и их наставник, и общественность могут быть довольны.

Тридцатого марта Лист запер двери своей будапештской квартиры. В течение недели он гостил в Вене у дяди Эдуарда. Здесь он впервые после разрыва отношений встретился с Дингельштедтом, с 1870 года руководившим венским Хофбурггеатром. Прежняя вражда была предана забвению; Лист тут же великодушно попросил Дингельштедта взяться за переработку либретто «Легенды о святом Станиславе», подчеркивая, что полностью доверяет его художественному вкусу.