— Рим похож на многоголовую лернейскую гидру, отдельными успехами сломить его невозможно. Против Рима нужно поднимать все племена и народы от Востока до Запада, чтобы римляне оказались одни против всех. Пора, царь, переправить одно войско в Грецию, а другое — в Македонию. Пора призвать на помощь Дромихета с его одрисами, пафлагонского царя Александра, Тиграна, царя Великой Армении. Призвать союзников из египтян и сирийцев, готовых выступить против Рима по первому твоему зову. Но самое главное, царь, нужно связать кровавой присягой всех этих велеречивых эллинов, сладкоголосых карийцев, мисийцев и фригийцев, поющих тебе дифирамбы. Надо сделать так, чтобы римляне впредь смотрели на них, как на своих заклятых врагов.

— Что ты задумал, Тирибаз? — спросил Митридат, волнуясь. — Я вижу, ты задумал что-то страшное!

— Будет лучше, царь, если твои новые подданные не на словах, а на деле докажут тебе свою преданность, — добавил после паузы старый военачальник. — Так докажут, что это заставит Рим содрогнуться! К чему все эти песнопения, венки и подарки? Я уверен, Митридат, что при первой твоей неудаче все нынешние восхвалители переметнутся к римлянам, ибо, живя на пересечении путей из Европы в Азию, здешнее население, за исключением галатов, привыкло повиноваться тому, кто сильнее. Сначала здесь властвовали персы, которых сменили македонцы. Потом тут правили Селевкиды, затем — пергамские цари. Наконец здешними землями завладели римляне, разбившие Селевкидов и подавившие восстание Аристоника. Ты, Митридат, изгнал из Азии римлян, изгнал, но не разбил окончательно. Римляне вернутся сюда, и уже одно их возвращение сможет поколебать преданность твоих теперешних почитателей, поверь мне.

— Что ты предлагаешь, Тирибаз? — спросил Митридат, который никак не мог понять, к чему тот клонит.

— Я предлагаю устроить избиение римлян и италиков во всех городах приморской Азии, — жестко произнес Тирибаз. — Причем сделать это не мечами твоих воинов, Митридат, но руками тех, кто сегодня прославляет тебя как нового бога. Вели отдать тайный приказ, чтобы в определенный день повсеместно были перебиты все говорящие по-латыни: свободные и рабы, мужчины, женщины и дети. За каждого убитого италика обещай награду, а укрывателей объявляй вне закона. После такой кровавой бани римляне надолго отвернутся от ионян, карийцев и прочих и уже не вступят с ними в переговоры за твоей спиной, Митридат.

Митридат нахмурил светлые брови.

— Более бесчеловечного замысла трудно придумать, Тирибаз. Какими глазами посмотрят на меня мои новые подданные после такого приказа?!

— Эти подданные, царь, ненавидят римлян столь сильно, что только обрадуются возможности выместить накопившуюся злобу на любом выходце из Италии, — пожал плечами Тирибаз. — Развяжи им руки, царь, и ты увидишь, какое благо это тебе принесет.

Митридат призвал своих друзей, чтобы в тесном кругу обсудить совет Тирибаза. К его удивлению почти все царские приближенные поддержали жестокий замысел Тирибаза. Против были лишь Моаферн и Сисина.

— В свое время римляне утопили в крови восстание гелиополитов, — сказал Архелай, — такт пусть ныне римляне сами почувствуют на себе, что такое всеобщая ненависть.

— Надо навсегда закрыть Азию для римлян, — согласился с братом Неоптолем. — Самое лучшее для этого — истребить здесь все и вся, напоминающее о Риме.

— Страх — тоже сильное оружие, — заметил Сузамитра, — надо использовать это оружие против римлян. Римляне очень боялись Ганнибала, будет неплохо, если они так же станут бояться Митридата.

Царского секретаря Критобула занимала во всем этом несколько иная цель.

— Римляне владеют в Азии немалым имуществом, среди них много людей состоятельных, — сказал он. — Перебив в Азии всех римлян и италиков, мы тем самым обогатим нашу казну. При столь немалом доходе можно будет на некоторое время избавить от налогов здешнее население, что создаст популярность Митридату.

Ободренный поддержкой друзей, Митридат при содействии Тирибаза и Критобула издал тайный указ для всех сатрапов и начальников городов. По этому указу следовало: выждав тридцать дней, сразу всем напасть на находящихся у них римлян и италиков, на них самих, на их жен и детей и вольноотпущенников, если они италийского рода, и, убив их, бросить тела без погребения, а все имущество поделить с царем Митридатом. Было также объявлено наказание тем, кто станет хоронить или укрывать, и награды за донос тем, кто изобличит или убьет скрывающих; рабам за показание против господ — свободу. Должникам по отношению к своим кредиторам — прощение долга.

Эфесский эдикт царя Митридата был издан в июне 88 года до нашей эры.

* * *

Стоя на палубе пентеры, Монима глядела на открывшуюся перед ней гавань Панорм, морские ворота Эфеса. Панорм был расположен в устье реки Каистр, а город Эфес лежал выше по течению на левом берегу Каистра. В Эфесе тоже была гавань, но для небольших торговых судов, так как наносы песка из реки Каистра сделали ее мелководной.

Пересаживаясь с огромной пентеры на небольшую верткую лодку, Монима вдруг почувствовала тяжелый смрадный запах, принесенный теплым ветром с улиц портового городка. Царица с немым вопросом оглянулась на своих служанок и на сопровождавшего ее евнуха Вакхида, которые так же, как и она, невольно поморщились, ощутив зловонное дыхание ветра.

Судно двинулось меж низких берегов, застроенных домами под красной черепицей; кое-где вздымали к синеве небес острые вершины рощицы кипарисов. Множество рыбачьих лодок стояло на мелководье у самого берега, к ним вели дощатые и сложенные из плоских камней сходни прямо от дверей низких рыбачьих лачуг. Бедно одетые женщины и полуголые ребятишки с любопытством глядели на проплывающую мимо гаулу под большим красным парусом с золотым изображением крылатого божества.

На палубе небольшого корабля, застеленной коврами, теснились воины в блестящих греческих шлемах с копьями и щитами. За их спинами можно было видеть большую группу нарядных девушек, неотступно следовавших за красивой знатной госпожой, с недовольным видом прогуливающейся от борта к борту.

— Вакхид, — обратилась Монима к евнуху, — сходи, узнай у кормчего, почему здесь такой ужасный запах?

Вакхид с поклоном удалился на корму, где рядом с двумя рулевыми стоял кормчий-египтянин.

Вернувшись, Вакхид поведал Мониме:

— Несколько дней назад в Панорме произошло избиение торговцев из Италии. Их перебили всех до одного, а тела бросили без погребения. На жаре мертвецы быстро разлагаются. Вот откуда идет такой смрад, госпожа.

— За что убили этих несчастных? — спросила Монима.

— Таков был приказ Митридата, — ответил евнух.

— Но почему их не стали хоронить?

— На то тоже была воля Митридата. Так сказал мне кормчий, госпожа.

— Он что — не в своем уме?! — вскричала Монима.

— Кто? Кормчий? — не понял Вакхид.

— Мой муж, кто же еще?! — гневно ответила Монима и опустила голову, покрытую тонким покрывалом. — О боги, вразумите Митридата! В своей ненависти к Риму он доходит до ужасных злодеяний, не ведая, что эта ненависть может обернуться против него самого.