Он думал, что, возможно, женщины каждый раз менялись. Он не был в этом уверен. Невозможно быть ни в чем уверенным. Кроме того, что можно злиться и бояться, быть насмешливым, и все же погружаться в аромат и шепот, в гладкую плоть и желание другого человека, и чувствовать жгучую страсть, которую не опишешь никакими словами. И даже в глубине той темной комнаты существовали образы, которые он мог вспомнить — или придумать.

Утром, при свете, после той первой ночи, Перо Виллани умыл лицо холодной водой. Он выпил очень горячий утренний напиток, который здесь подавали. Потребовал еще. Этот вкус ему начинал нравиться. Пока не совсем, но напиток помогал ему окончательно проснуться, он обжигал язык.

Затем он отправился с эскортом во Двор Безмолвия, вошел в те же ворота, что и раньше, прошел по саду мимо апельсиновых деревьев и возобновил работу над портретом великого калифа — то дело, ради которого приехал сюда.

Во время работы он отвечал на вопросы о западе. О правителях и обычаях Серессы и других государств, насколько хватало его познаний, даже о доктринах Джада. Много вопросов, заданных этим низким голосом.

Потом, в тот второй день, Перо отвели посмотреть выступления мастеров стрельбы из лука, на зеленом участке в самом дальнем конце дворцового комплекса, откуда открывался вид на море. Там его приветствовал принц Джемаль и представил младшему брату, Бейету. Он дважды поклонился младшему принцу, тот кивнул в ответ.

Он наблюдал за Бейетом во время стрельбы из лука. Изучал его. Он чувствовал себя человеком, планирующим убийство. Бейет был немного похож на брата: не такого высокого роста, более стройный, с более пышной бородой, тоже черной. Более полные губы, более длинные волосы, не такой длинный нос на более худом лице. Оба принца участвовали в соревнованиях, которые проходили весело и со смехом. Оба искусно владели луком и стрелами. Бейет стрелял лучше, насколько понял Перо.

Это не имело значения.

Той весной, в одно ветреное утро можно было видеть корабль, идущий от острова Гьядина к меньшему островку Синан и обители Дочерей Джада. На его борту находилась Юлия Орсат, состояние которой стало причиной столкновения во дворце Правителя. Сейчас это состояние стало заметно всем.

Она сошла на пристань вместе с одной служанкой, и их проводили к зданию обители. Корабль тотчас же отправился обратно.

Старшая Дочь (она была вовсе не старой, эта новая Старшая Дочь) узнала о гостье от послушницы, прибежавшей раньше ее появления, и встретила девицу Орсат на террасе. День был теплым, хоть и облачным. На террасе они были защищены от ветра.

— Нет нужды напрасно тратить время, — сказала Юлия Орсат. — Я вам скажу, что мне от вас нужно, а вы мне скажете, сделаете ли это, и какова ваша цена.

Она была высокая, с темно-каштановыми волосами с рыжим оттенком, полная, а сейчас, когда ждала ребенка, она казалась еще более полной. Красивая женщина, очень юная. Она излучала гнев, как очаг излучает жар.

Леонора ничего не ответила, выигрывая время. Она подошла к столику сбоку и налила вино в бокалы, потом разбавила его водой. Подошла к женщине и протянула ей чашу, с улыбкой. Жестом пригласила Юлию Орсат сесть в кресло. Леонора тоже села, на свое обычное место, откуда открывался вид на море в сторону запада.

Она мягко сказала:

— Вы хотите родить ребенка здесь? Или присоединиться к нам на постоянной основе? Скажите мне.

Юлия Орсат бросила на нее гневный взгляд. Глаза у нее были зеленые.

— Я не собираюсь рожать этого ребенка. Вот что мне нужно от обители. Какие бы травы или методы вы ни применяли, я хочу ими воспользоваться. Потом мы можем побеседовать насчет того, чтобы я осталась.

Леонора отпила вина. Совсем чуть-чуть. У нее возникло ощущение, что здесь ей понадобится ее находчивость. Не так она представляла себе эту девушку, когда плакала из-за нее во дворце Правителя. «Это мне урок», — подумала она.

— Вы знаете, что это святая обитель, госпарко.

Женщина выругалась.

— О, пожалуйста. Я знаю, что на этом острове прервали больше беременностей, чем где-либо на всем побережье. Я думала, что у вас, по крайней мере, хватит честности это признать.

Леонора посмотрела на нее.

— Вы понимаете, что прошлая Старшая Дочь Джада мертва? Опозорена? Я выбрала другой путь для Синана. Возможно, вы немного опоздали, если прибыли с этой целью. Почему вы хотите убить этого ребенка? — спросила она.

— С какой стати, — резко ответила Юлия Орсат, — я стала бы объяснять мои причины женщине из Серессы, которой случайно улыбнулась судьба?

Леонора в ответ на это улыбнулась.

— Потому что вам, по-видимому, что-то нужно от этой женщины, которая, между прочим, родом из Милазии.

— Просто скажите, сколько на это нужно денег, и мы сможем продолжить. Мне совершенно все равно, из какого города вы родом.

— Боюсь, — сказала Леонора, — вам нужно будет кое-что объяснить до того, как мы обсудим другие вопросы. Но если вы отказываетесь, то я пойму вашу сдержанность. Я вижу, ваш корабль уплыл. Хотите, чтобы я предоставила вам один из наших судов, который отвезет вас обратно на Гьядину?

Она услышала, как ее обозвали словом, которое сочли бы оскорбительным на любом языке. Она пожала плечами. Повысила голос и позвала свою помощницу.

— Мариза, пожалуйста. Проводи госпарко Орсат на пристань и скажи Павло, чтобы доставил ее на Гьядину. По-видимому, она собиралась нанести нам лишь краткий визит, — Леонора встала. — Мне жаль лишиться вашего общества так скоро. Но, может быть, я ошибаюсь, чувствуя сожаление.

— Я не уеду, — возразила женщина из семьи Орсат.

— Нет, уедете, — ответила Леонора. — Мы даем приют тем, кто нуждается, и горюет, из сострадания и выполняя свой долг перед Джадом. А вы только злитесь и ведете себя вызывающе. Мне не составит труда приказать морякам и работникам погрузить вас на борт, как виноград или козу, если придется.

Впервые на лице женщины гнев сменился страхом.

Леонора снова медлила, стоя за спинкой своего кресла. Императрица научила ее так делать. Жди, пусть работает молчание. В конце концов она сказала:

— Хотите начать сначала, Юлия? Я готова это сделать, если вы готовы. Вино хорошее, прекрасное весеннее утро.

Юлия Орсат расплакалась. Не совсем неожиданно.

Она не захотела открыть имя отца ребенка, и почему отказывается его рожать. Она чувствовала невыразимую обиду на своего отца и покойного брата за то, что из-за них вся Дубрава узнала о ее положении.

— Защитить мою честь? Они отняли ее у меня!

— Они думали, что Марин Дживо вас обесчестил.

— Марин переспал с половиной женщин города, включая и мою сестру, но я никогда не была с ним. Никогда. Я… — она вздохнула. — Я не намерена это обсуждать.