– Это материнское молоко? – спросила Флора, вытаскивая из корзинки бутылочку, после чего направилась к плите, чтобы подогреть ее в кастрюльке с водой, которую тут же поставила на плиту.

– Если младенца отнимают от груди, то его, как правило, вскармливают потом разведенным животным молоком. Правда, мне сказали, что коровье молоко слишком жирное, и от него у деток случаются колики. Лучше всего для них подходит козье молоко.

– Понятно, – ответствовала Флора с некоторым сомнением в голосе. – Но зачем вы взяли младенца к себе? Или вы с Уильямом хотите его усыновить?

– Конечно же, нет! Боже упаси! Как мне ни грустно при мысли о том, что я никогда уже не стану матерью, но брать на воспитание ребенка сейчас было бы в высшей степени безответственно с моей стороны. Или вы забыли, моя дорогая Флора, что мне уже пятьдесят два года? В моем возрасте женщины уже должны быть бабушками. Сами подумайте! – Беатрикс коротко усмехнулась. – Когда мальчонка достигнет совершеннолетия, нас с Уильямом уже не будет в живых.

– То есть вы его взяли к себе просто на денек-другой?

– Да, именно так. – Между тем младенец уже начал активно ворочаться. Из одеяла показались его крохотные ручонки, потом он сладко потянулся. – Посещая больницу, – продолжила Беатрикс, – я насмотрелась на многих деток, и больных, и слабеньких, но этот кроха – настоящий боец. Несмотря на то что он появился на свет в таких неблагоприятных условиях, малыш, по словам медсестер, уже полностью оправился и сейчас абсолютно здоров. Флора, окажите любезность. Подержите его немного, а то у меня совсем руки онемели.

– Я… Но я никогда не держала раньше младенцев на руках, – растерялась Флора. – Вдруг я его уроню нечаянно? Или как-то причиню ему боль…

– Ничего вы не причините. Мы с вами тоже когда-то были младенцами и ведь выжили же как-то, хотя, уверена, наши с вами молодые мамы тоже не всегда были на высоте положения. Вот, держите. А я возьму бутылочку. – Беатрикс положила мальчика на руки Флоры.

Какой крепенький, поразилась про себя Флора. Такое крохотное существо на первый взгляд, но каждая часть его тела уже живет своей самостоятельной жизнью. Ручки и ножки пришли в движение и зашевелились в разные стороны. Но вот малыш издал громкий писк. Так обычно пищала Пантера, когда была голодна. Явно ребенок был преисполнен решимости выжить любой ценой, и такая жажда жизни невольно вызвала у нее слезы.

– Я пощупала бутылочку. Надо, чтобы она была и не горячая, не обожгла малыша, но и не холодная, иначе он испугается. – Беатрикс протянула Флоре бутылочку.

– И что мне с ней делать? – снова испугалась Флора. Между тем младенец, уловив знакомый запах молока, такой близкий и одновременно такой недоступный, тут же зашелся плачем уже по-настоящему.

– Как что? Суньте ему соску в рот, только аккуратно!

Флора попыталась, но безуспешно. Малыш крепко-накрепко сжал свои губки.

– Он не берет, – пожаловалась она Беатрикс.

– А вы капните каплю-другую молока ему на ротик. Я же помню, как умело вы обращались с маленькими ягнятками, когда учили их пить. В принципе, здесь все то же самое.

Флора послушно повиновалась. Прошло несколько напряженных секунд, но вот ротик сам собой слегка приоткрылся и соска благополучно была вставлена в нужное место. Младенец принялся энергично сосать молочко. Обе женщины одновременно издали облегченный вздох. На кухне снова воцарились мир и покой.

– Что с ним станет, с бедняжкой? – обронила Флора через какое-то время.

– Кто знает. Сейчас-то ему хорошо, все о нем заботятся. Но малыш не может находиться в больнице до бесконечности. Сотрудники обратились ко мне с письмом, просили поспрашивать у местных. Может, какая семья согласится взять мальчика себе. В противном случае его отправят в сиротский приют в Ливерпуле. – Беатрикс зябко повела плечами. – Наслышана, что это самое ужасное место из всех. А когда он подрастет, его обучат какой-нибудь профессии. Если повезет, будет работать на ткацкой фабрике. Но, скорее всего, определят на угольную шахту.

– Неужели это лучшее, на что может рассчитывать это невинное дитя? – ужаснулась Флора, взглянув на мальчика, на лице которого застыло выражение полнейшего удовольствия.

– К сожалению, это так. Может, для крохи было бы даже лучше умереть вместе со своей матерью. А так надежды для него практически нет. Сейчас такое время… Сотни сирот по всей стране. Что ни месяц, то все новые и новые подкидыши и найденыши… Многие женщины в борьбе за собственное выживание избавляются от своих новорожденных, чьи отцы полегли на полях сражений во Франции.

– Разве мало мы видели загубленных жизней и без того?

– Знаете, моя дорогая девочка, одна загубленная жизнь тянет за собой и другую. Но сегодня весь мир как-то приспосабливается к новым условиям. Люди пытаются оправиться от пережитого. Ведь, в сущности, человечество было на грани самоуничтожения. Простите мне, Флора, но я вот что скажу. Мы здесь живем в тепле и уюте, и нам так легко абстрагироваться от всего того ужасного и страшного, что творится за пределами нашего маленького мирка. Но когда я бываю в Лондоне, когда вижу, как просят подаяние на улицах десятки искалеченных солдат-инвалидов, то понимаю, что любая война влечет за собой обнищание людей. Это, так сказать, ее неизбежный эпилог.

– Он высосал всю бутылочку и снова заснул. – Флора поставила пустую бутылочку на стол. – Беатрикс, зачем вы принесли этого малыша ко мне?

– Просто захотела, чтобы вы на него взглянули.

– И только?

– В общем, да. А также…

– Что?

– Иногда меня тревожит, что вы замкнулись здесь, у себя на ферме, отгородились от всего мира.

– Но, наверное, я так поступаю, потому что мне того хочется. Я, как и вы, предпочитаю обществу людей общество животных.

– Вы ошибаетесь, Флора, в том, что касается меня. Мой источник счастья – это человек, который находится рядом со мной. Если бы не мой муж, то жизнь моя и в самом деле была бы пуста и никчемна.

– Ну вот! – Флора положила на руки Беатрикс сверток со спящим младенцем. – Сыт и спокоен.

– Какое-то время да. – Беатрикс прижала ребенка к груди и поднялась со стула. – Подайте мне, пожалуйста, мою корзинку.

Флора подала корзинку, наблюдая за тем, как Беатрикс поплотнее укутывает мальчика в одеяльце, прежде чем выйти на улицу.

– Спасибо, что показали мне малыша, – обронила она, провожая гостью к дверям, а потом вместе с ней вышла на улицу. – А как его назвали, кстати? – поинтересовалась она, открывая калитку.

– Все зовут его Тедди, потому что все медсестры в больнице так и норовят побаловать его, приласкать, как того плюшевого медвежонка. – Беатрикс грустно улыбнулась. – До свидания, Флора.

Вечером Флора уселась, по своему обыкновению, за дневник. Но мысли рассеивались, и она не могла ни на чем сконцентрироваться. Она видела перед собой огромные глаза младенца, его чистый, незамутненный взгляд преследовал ее. В конце концов она отложила дневник в сторону и, поднявшись из-за стола, принялась расхаживать по своей образцово чистой гостиной. В этой комнате каждая вещь лежала строго на своем месте, там, куда она ее положила или поставила. Никто не ворвется сюда ненароком, чтобы нарушить идеальный порядок, царящий во всем, порядок, который она сама сотворила для себя.