— Сэр, корабль подаёт входящий сигнал, — произнес один из охранников, присутствующих на посту.

— Соединяйте, — коротко ответил директор тюрьмы.

Через некоторое время в верхнем правом углу экрана возникло изображение Альберта Прайса, развалившегося в кресле капитана. Одетый в парадный генеральский китель, он, держа в одной руке сигару, а в другой что-то, что напоминало самодельную пепельницу, пускал клубы дыма в воздух. Черные очки Альберта отражали всполохи экранов, окружавших его на капитанском мостике.

— Феликс, вы меня слышите? — внезапно промолвил Альберт Прайс, постукивая кончиком сигары по гарнитуре.

— Да, я слышу вас…

— Так чего вы молчите? — Альберт улыбнулся, обнажив искусственные зубы. — Я думаю, вам стоить начать разговор со мной, тем более что у меня под задницей две плазменные пушки, способные превратить камень в облако пара…

— Мистер Прайс, — произнес Грув, немного приподняв голову, — вы находитесь на территории моего учреждения, поэтому я хочу знать…

— Стоп… — Альберт поднял сигару в останавливающем жесте. — Выражусь яснее…

Прайс отвлекся, при этом выкрикнув куда-то в зал:

— Артур, подсвети мою мысль…

Спустя мгновение, с грозными орудиями «Гипериона Прайма», изображение которого транслировалось на главный экран, начали происходить заметные невооруженным глазом трансформации. Задние цилиндрические части плазменных пушек, ощетинившись лопастями, начали вращаться вокруг своей оси, равномерно ускоряясь, в то время как передние части орудий обнажили нечто, похожее на гигантские вилки. Вилки, вращаясь вокруг своей оси, начали создавать в окружностях, описываемых «зубцами», небольшое свечение, превратившееся через мгновение в два больших белых шара, чей диаметр не превышал расстояние от одного зубца вилки до другого. На экранах поста наблюдения появились помехи, вызванные электромагнитным возмущением.

— Феликс, буду краток… — произнесло изображение Альберта Прайса. — У тебя есть возможность принять историческое решение. Либо ты перейдешь на сторону Революции, либо история запомнит тебя как проклятого мытаря Императора, если последует иное…

— Революция? — с удивлением переспросил Грув. — Мистер Прайс, я не знаком с вами лично, но…

— Послушай, Феликс, — перебил его Альберт, — у меня нет времени заниматься словоблудием. Я поставлю перед тобой ультиматум: если ты вздумаешь играть в героя, то орудия «Гипериона Прайма» превратят административный корпус тюрьмы в дымящуюся воронку, а мои ребята, высадившись в яму, проведут жесткую зачистку комплекса от обрюзгшей от безделья охраны…

Альберт стряхнул пепел в баночку и, приподняв её выше головы, продолжил:

— А этот пепел, Грув, я пошлю твоей семье, чтобы она посыпала им головы в знак скорби по безвременно покинувшем их кормильце… В том случае, если в твоей голове всё же победит здравый смысл, ты откроешь засовы «Социального лепрозория», после чего твои люди, все кроме одного, покинут это место беспрепятственно…

— И кто этот «один»? — поинтересовался Грув, успев подумать о том, что роль героя ему действительно ни к чему.

— Главный надзиратель… — ответил Альберт. — Не знаю, кто это, но к нему у одного из твоих подопечных личные счеты…

Услышав это, Рыло, стоящий позади Феликса, нервно сглотнул.

— Хорошо, мистер Прайс, — ответил начальник тюрьмы, — я принимаю условия капитуляции… Надеюсь, ваше слово здесь уважа…

— Феликс! — неожиданно выкрикнул главный надзиратель, схватив за плечо начальника тюрьмы. — Ты не можешь так поступить…

Но Грув, резко обернувшись назад, надменно посмотрел на Рыло, после чего обратился к присутствующей на посту охране:

— Именем Революции… — Феликс ухмыльнулся, услышав себя. — Скрутите этого негодяя…

Охранники подбежали к Рыло и, уронив того на пол, попытались скрутить ему руки. Коренастый надзиратель, предчувствуя скорую расправу, сопротивлялся как мог, выкрикивая в адрес Грува грубые ругательства. Но когда за его спиной захлопнулись наручники, Рыло, немного переведя дух, уже более сдержанным тоном промолвил:

— Феликс… — одышка мешала ему говорить, — Феликс, мы же одна команда…

— Нет, мы не одна команда, — ответил Грув, посмотрев главному надзирателю в глаза. — В твоей команде только мертвецы…

* * *

Патрик Мендоза отжимался от пола, закинув ноги на железную столешницу. Прерывистое дыхание заключенного вырывалось из — под железной маски, надетой на его голову. Уже около часа Патрик повторял одно и то же движение, подвергая своё тело изнуряющей нагрузке. Он всегда занимался до полного изнеможения и никогда не ориентировался по времени, тем более что часы в карцере были запрещены местными инструкциями, регулирующими жизнь заключенных в месте, где двадцать четыре часа в сутки камеру освещал тусклый красный свет.

Более пяти лет назад Мендозу, как асоциального элемента, не подчинявшегося распорядкам «Социального лепрозория», поместили в карцер на неопределенный срок. Тогда он ещё пытался вести счет времени, делая насечки на стенах камеры, но бросил это дело, посчитав сие полной бессмыслицей. Лишь Ульрих Рыжебородый, изредка спускавшийся в карцер по договоренности с администрацией тюрьмы, сообщал Мендозе о времени, проведенном им в этом гиблом месте. Но Патрика больше интересовали новости из блоков и то, что приносил с собой Ульрих — продукты и лекарства, которые помогали выживать в этом подземном склепе. Вопрос выживания был намного актуальнее для Патрика, так как он каждый день думал о мести. Нет, вернее, он о ней не думал — Патрик готовился к ней с завидным упорством.

— Ещё… Ещё… — почувствовав усталость от физических упражнений, Мендоза стал подбадривать себя.

Внезапно раздался еле слышимый гул, отчего Патрик замер. Встав на ноги, он немало удивился, увидев открытую дверь своей камеры. Немного выждав, он прошел в шлюз и обнаружил, что железная перегородка, разделяющая шлюз и коридор карцера, тоже открыта. Оказавшись в коридоре, он огляделся по сторонам: железные врата всех камер были открыты, а по каменному холлу расхаживали заключенные, чьи головы были закованы в специальные железные маски, изображающие грустных сатиров. Они явно не понимали смысла происходящего, угрюмо озираясь друг на друга.

Но Патрик знал… Патрик, чей разум постоянно думал об этом дне, возликовал, наблюдая эту картину.

— Свобода!!! — рев Мендозы громогласным ором раздался в стенах карцера, заставив других заключенных обратить своё внимание на арестанта, чья правая рука поднялась вверх, сжимая кулак.

— Брат! — Мендоза услышал знакомый голос Ульриха Рыжебородого, который показался из — за угла в сопровождении группы заключенных, вооруженных самодельным холодным оружием.

Когда он подошел к Мендозе, то крепко пожал ему руку и произнес:

— Брат, то, о чем я тебя предупреждал — свершилось… В метрополии произошло восстание против тирании Десятого Императора. Тюрьма заблокирована, Феликс Грув принял условия капитуляции…