В ответ на это Патрик покачал головой.

— Настало наше время, брат Ульрих, — произнес Мендоза, разглядывая людей из группы Рыжебородого. — Я жил только мыслью об этом дне, и этот день настал…

— Пойдем, брат, — ответил ему Ульрих, — тебя ждет последний из участников, причастных к смерти Элая…

Слова, сказанные Ульрихом, заставили Мендозу издать победоносный рев, отчего остальные заключенные переключили все своё внимание на него.

— Рыло… — прошипел сквозь зубы Патрик, — пришло твоё время платить по счетам…

Первое, что решил сделать Мендоза, поднявшись из карцера, так это привести себя в порядок в одной из многочисленных парикмахерских блока А.

Восседая на массивном кресле, он облокотился на пластиковые поручни и нервно сжимал кулаки от нетерпения, ожидая начала процедуры. Рассматривая свою маску в большое зеркало, Патрик медленно поворачивал голову из стороны в сторону, пока не увидел отражение вошедшего заключенного.

Арестант держал в руках специальный инструмент, которым откручивались болты, соединяющие переднюю и заднюю части железной маски. После протяжного звука работы электродвигателя последовал глухой стук массивной гайки, упавшей на каменный пол. Процедура повторилась.

— Дальше я сам, — Мендоза остановил парикмахера, подняв руку. — Дай мне свою самую острую бритву и оставь меня…

Достав с полок необходимые принадлежности, заключенный— парикмахер разложил их на высокой тумбе, стоявшей возле зеркала. Затем он налил воды в самодельный кувшин, после чего пододвинул тумбу поближе к Патрику и удалился, предусмотрительно закрыв за собою дверь.

Мендоза, оставшись в одиночестве, снял переднюю часть маски со своей головы.

В отражении пред ним предстало заросшее смятыми волосами лицо, кое-где покрытое струпьями. Стряхнув мелких насекомых со скомканной бороды, Мендоза глубоко вздохнул и взялся за опасную бритву. Предельно аккуратно и очень тщательно, Патрик выбривал своё лицо, макая бритву в тарелку с водой, которая стояла на тумбе. Бриться было очень тяжело из — за многочисленных шрамов на голове — одно неверное движение, и порез обеспечен. Поэтому, когда Мендоза выбрил лицо и голову, на поверхности белого полотенца, которым он вытирался, остались многочисленные кровоподтеки.

Привстав с кресла, он подошел к немного запотевшему зеркалу и провел по нему рукой. Изуродованное многочисленными шрамами лицо дополнял большой ожог шеи и отрезанные ушные раковины. Рассматривая себя в зеркало, Мендоза улыбнулся, обнажив почерневшие корни полуразрушенных зубов.

— Ну, здравствуй, Патрик… — произнёс он, проведя по шее окровавленным полотенцем.

* * *

Неожиданная свобода свалилась на Карлоса и других заключенных в виде Ульриха Рыжебородого, который в сопровождении своих людей пожаловал в блок B. Объявив по внутренней связи о начале Революции, Ульрих, в свойственной ему, немного горделивой манере, озвучил проект амнистии, согласно которой «каждый заключенный тюрьмы становится свободным гражданином новой государственной формации — Республики». Не забыл он упомянуть и о том, что «свобода эфемерна, пока на престоле восседает тиран». Пламенная речь Рыжебородого закончилась предложением к бывшим арестантам вступать в создаваемую «Седьмой печатью» республиканскую народную армию — РНА.

Но у Карлоса, в отличие от ликующего населения его блока, были совершенно другие планы. Он никогда не воевал за идею, тем более за ту, которая была чужда его мировоззрению. Гарсия был наёмником, воевавшим за деньги, поэтому когда основная масса стала записываться в ополчение, он обратился к бригадиру, стоявшему с ним рядом:

— Барибал, отведи меня к Томасу, может быть, он ещё жив…

— На кой тебе сдался этот мальчишка? — пробурчал Барибал.

— У моих братьев в Южной Америке есть шахты, — задумчиво произнес Карлос. — Думаю, что врожденные способности ДиАнжело помогут моей семье увеличить доходы в этом непредсказуемом бизнесе…

— Значит, ты решил уехать на родину? — Барибал посмотрел в лицо Гарсия.

— Само собой… — ответил Карлос, разглядывая проходивших мимо него людей. — А ты, Барибал? Неужели ты не хочешь вернуться в родные пенаты?

Барибал, насупившись, посмотрел через плечо на обрубки, оставшиеся от перепончатых крыльев, которые когда — то поднимали его над вершинами Скалистых гор.

— У меня нет дома… — недовольно буркнул Барибал. — Там, откуда я родом, потеря крыльев считается несмываемым позором. Так что я попытаю счастья в республиканской армии. Ульрих объявил, что «Акт о чистоте человеческой расы» не будет действовать на территории будущей Республики, а все, кто ранее попадал под этот акт, получат полноценное гражданство…

После того как бывший бригадир записался в народное ополчение, Карлос Гарсия, в сопровождении Барибала, последовал в административный корпус тюремного комплекса. На их пути встречались другие заключенные, пребывавшие в эйфории от осознания своей свободы. Кто — то встречал её с радостью и песнями, жадно упиваясь алкоголем, найденным в закромах сотрудников тюрьмы, кто — то бесцельно бродил по лабиринтам «Социального лепрозория», а кто — то и вовсе плакал.

Наконец Карлос и его сопровождающий оказались возле уступа, на краю которого была установлена лебедка. Барибал ненадолго замер, разглядывая зависший над карьером «Гиперион Прайм», в то время как Гарсия, управляя рычагом, стал наматывать на барабаны стальные цепи, прикрученные к запястьям Томаса. Подняв обреченного, Карлос уловил еле слышный стон.

— Воды… — прошептал Томас.

Барибал, сняв с пояса флягу, смочил пересохшие губы ДиАнжело. Спина Томаса, расцарапанная о неровную каменную стену, привлекала рой мелких мух, которые кружились вокруг него, ведомые запахом гниющего тела. Карлос, подложив под голову Томаса скомканную тряпку, краем глаза заметил, что внизу, на дне карьера собралась многочисленная толпа.

— Патрик, Патрик… — начали скандировать люди, когда на посадочную площадку вышел широкоплечий человек двухметрового роста.

«Мендоза…» — пронеслось в голове у Карлоса. Уродливое лицо тюремного авторитета расплылось в ухмылке, не обещавшей ничего хорошего сотруднику тюрьмы, которого он небрежно волок по земле, держа за ногу. По форме одежды и характерному телосложению, Карлос узнал в том человеке главного надзирателя, находившегося, судя по всему, в бессознательном состоянии.

Патрик, окруженный бесчисленной толпой, скандирующей его имя, поднял руку вверх, призывая людей замолчать.

— Братья! — низкий голос Патрика, отразившись от каменных стен, эхом прокатился по карьеру. — Долгие годы я ждал этот день, когда за смерть моего брата ответит последний ублюдок, оставшийся в живых…

Произнеся эти слова, Мендоза склонился к лежавшему на земле телу главного надзирателя. Ударив его по лицу, он яростно заорал:

— Смотри, сука… Смотри мне в глаза…

Рыло, придя в себя, ужаснулся при виде разъяренного Мендозы. Телом главного надзирателя овладела мелкая дрожь, а на штанах цвета хаки появилось небольшое мокрое пятно.