и коснулась праха Амелии дрожащими пальцами.

— Мой враг, — прошептала она, холодный голос дрогнул. — Единственный равный соперник, — пепел рассыпался сильнее от ее прикосновения, и Свена отдернула руку и повернулась к Бобу. — Ты убил ее!

Он не отрицал, и лед побежал по полу, наполняя огромную пещеру, понижая за секунды температуру воздуха до морозной.

— Как ты смеешь? — взревела Свена, сотрясая гору своим гневом. — Она была моей! Моей соперницей! Моей подругой! Я должна была ее убить! Как ты посмел забрать ее у меня? — она вскинула руку, метнула острые куски льда в его голову. — Я тебя убью!

— Не можешь, — Боб легко уклонился от ее льда, шагнул так, чтобы избежать следующей атаки, которую она еще даже не создала. — Мы в пустыне, тебе приходится работать вдвое сильнее, чтобы создать кубики льда. А еще ты беременна, почти все силы направляешь в еще формирующиеся яйца. И я пророк, а мы оба знаем, что если бы ты могла убить одного из пророков, ты сделала бы это давным-давно, спасла бы всех нас от проблем.

Свена в ответ бросила в его голову огромный ледяной шип, но Боб просто отклонился, и шип пронесся в дюймах от него. Так он поступил и со следующей атакой, и с той, что была после нее, но Свена не остановилась. Гнев не позволял ей, и она продолжала, бросала дико лед в Брогомира, пока не кончились силы.

— Видишь? — сказал Боб, когда она согнулась, тяжело дыша, обняв округлившийся живот. — Я был прав.

— Молчи, — прорычала Свена, сверля его взглядом. — Я вижу теперь, почему моя сестра тебя ненавидела, но это не важно, — она постучала пальцами по своему животу. — Мы оба знаем, что я — единственная беременная драконша в мире сейчас. Мои яйца вылупятся первыми после смерти Эстеллы. Значит, моя дочь будет следующей пророчицей, и, клянусь, Брогомир, как только она родится, я научу ее ненавидеть тебя. Вместе мы испортим все твои планы, помешаем твоим стараниям просто ради твоего поражения, — она выпрямилась, глядя на него с ненавистью. — Когда мы закончим, ты пожалеешь, что я не убила тебя тут, когда ты убил ее.

— Не сомневаюсь, — сказал он. — Но не зря говорят, что не стоит считать цыплят раньше, чем они вылупились, Свена.

— Тебе подходят слова о цыплятах, пернатый змей, — прорычала она, белые волосы хлестал ветер, снег вертелся вокруг нее. — Но, думаю, я достаточно нянчилась с этими яйцами. Когда мы снова увидимся, я буду со своим пророком, и первым делом я научу ее, как убрать Хартстрайкера.

— Жду встречи, — сказал Боб, но без пыла. Свена уже ушла, пропала в вихре льда и ярости, чтобы отложить яйца в порыве мести за потерянную подругу. Это расстраивало, но Боб был рад, что Свену вел ее гнев. Ненависть к кому-то ощущалась лучше, чем тупая боль в его груди, пока он нес мерцающий огонь Амелии, который держал в руках во время боя, из комнаты и по огромному количеству ступеней ко дну горы.

Он знал, что покои Ф были пустыми. Он заглянул в будущее, узнал, что они последовали примеру Челси и покинули гору, устремились в небо, наслаждаясь новой свободой, как только стало известно, что их отпустили. Он будет тут один не меньше шести часов, этого времени хватит, но Боб все равно быстро прошел по коридору, взял огонь Амелии одной рукой, стал работать над дверью Челси.

Даже зная, куда давить, он вечно пробирался через замки и чары его сестры, которая имела право на паранойю. Последний замок щелкнул, и он прошел в бункер, который был одинокой крепостью Челси с ее возвращения из Китая века назад. Место было маленьким, как он и помнил, но Боб не был тут лично уже давно, потому оставил себе много времени на поиски. Как оказалось, время ему не понадобилось. Челси оставила мишень на виду, на почетном месте в сердце того, что можно было назвать ее сокровищницей.

Боб осторожно открыл замок и вытащил драконье яйцо, переливающееся как радуга, из сосуда. Многие яйца гремели, когда их касался, кроха внутри ощущал опасность, хотя не знал ее, какой была опасность. Но это яйцо было неподвижным, когда он взял его, хрупкая жизнь внутри еще слабо пульсировала, потому что Челси упрямо не давала ей умереть.

Держа яйцо в одной руке и огонь Амелии в другой, Боб опустился на пол. Он опустил тихое яйцо на свои колени, прислонил к жару своего тела, а потом прижал ладонь с остатками жизни Амелии к кожистой скорлупе. Яйцо впитало огонь, через миг задрожало, старый огонь заискрился по-новому.

Огонь быстро разгорелся, и яйцо стало теплеть. Он восемь раз видел, как его мать делала это, Боб знал, как помочь дракону, выдыхал понемногу свой огонь на радужную поверхность, пока скорлупа не покраснела, сияя. Когда яйцо стало таким горячим, что опаляло его одежду, трещина появилась на поверхности, крохотный коготь вырвался, сжал край стены, которая была слишком долго темницей крохи.

— Вот так, — Боб помог ладонями сломать старую скорлупу. — Вот и ты, красавица.

Маленький дракон чирикнул, повернул слепую голову, покрытую пухом, на звук его голоса. Малышка уже увереннее двигалась на лапках, подняла веки и посмотрела на него глазам, красивыми и яркими, как золотые монеты.

— Здравствуй, милая, — прошептал он, помня о детских клыках, когда нежно гладил ее пушистый нос. — С днем запоздалого рождения. Меня зовут Боб. Запомни это, потому что мы станем с тобой лучшими врагами.

Крохотный дракон в смятении чирикнул, моргая золотыми глазами. Боб встал, вытащил малышку из скорлупы и спрятал во внутренний карман камзола. Когда она оказалась безопасно прижата к его груди, он поцеловал ее в носик и протянул руку к своей голубке, которая все время тихо следовала за ним. Когда она села на его запястье, он повернулся и понес своих девочек из комнаты, из убежища, которое Челси создала для своих Ф, покинул гору и сбежал в пустыню, как вор, с Безымянным Концом на плече и первой драконшей, вылупившейся после смерти Эстеллы, своим маленьким пророком, скрытым в его камзоле.

Эпилог

Когда Марси очнулась, она была одна в темноте.

Она заморгала, озираясь в смятении, но ничего не было. Она даже не