пытаюсь найти я начала всему в этом мире.

Сердце мира – Число. Будь то Восемь, иль Два, иль Четыре,

Эти Числа – цари над земным и над солнечным диском,

Над загадочным миром, где грохот рифмуется с писком,

Миром, песня которого невыразима на лире.

Этот песенный мир я прошел через многие смерти.

Я рождался не раз. Умирал, чтобы снова рождаться,

Чтобы песнею сфер в облаченьях других наслаждаться.

Семь таинственных сфер, издавая семь звуков различных,

Семизвучно поют. Это слышно душе гармоничной,

Нужно только прислушаться… Мудрые, верьте мне, верьте!

* * *

Мы говорим: душа – как чистый лист.

Глубокой этой мысли есть граница:

Когда душа есть чистая страница,

Как мы мудреем, если всякий – чист?

Да, понимать способна птичий свист

И детская душа. С природой слиться

Она не хуже взрослой ухитрится,

Как ни противодействуй «реалист».

С душою чистой только ль их ватаги?

Ей славны также пифии и маги,

Иначе же зачем им колдовать?

Неси им не амброзии, а браги:

Карандашу свободно на бумаге,

Он только не умеет рисовать.

Гаутама Будда

Я – Сиддхартха, принц шакьев. И мне позапрошлое лето

В храме буйвологлавцев загадало четыре загадки.

На четыре загадки нашел я четыре ответа,

И с тех пор я брожу по лимонным дорогам Магадхи.

Жизнь – пустая затея. Ах, прочно усвоил я это!

Жизнь бессмысленна, даже если все в ней мгновения сладки.

Но страданием полны все стороны этого света,

Если есть мир иной, то и там все не в большем порядке.

Но мудрец, размышляя, неизбежно придет к заключенью:

Жизнь бессмысленна – лишь для того, кто идет за брахманом,

Мудрецу же она не бесцельна, как средство к спасенью.

Так иду. И со мной – мои Пять; мир мне – с ними – не скучен;

Людям я говорю о Пути – он им кажется странным.

Что же в том? Кто не видит, тот зренью не будет обучен!

Но все меньше селений в Магадхе храпят под туманом.

Один гуру свалился в пропасть как-то раз.

Ты скажешь: как, гуру? Ужель он не предвидел?

Увы, гуру был слеп и пропасти не видел:

У этого гуру был только третий глаз.

Лилит

Что сухие слова? Содержание книги – полнее.

Снова я повторю: что же могут сухие слова.

Мне легендой библейской так близки теперь иудеи,

А легенда не словом, но образом только жива.

Больше сотни столетий с тех пор пролетело, наверно…

Жил Адам на земле – землепашец, познавший добро,

И жена его Ева – красива, но слишком манерна,

И росли сыновья. Уж прищурился Каин хитро.

Но однажды Адам, в настроеньи гуляя прескверном,

Услыхал чей-то голос – как будто скала говорит:

«Хорошо ли, Адам? Все не то и не так и неверно,

Если чуждую Еву предпочел ты Сестрице Лилит!»

Был ответ его тих: «Я исправлюсь, увидишь – исправлюсь.

Так вернись. Мир забыт, если с Братом Сестра говорит…»

«Я вернусь, и не раз, и не раз тебе снова понравлюсь,

Не теперь. Но потом. Суждено!» – отвечала Лилит.

Ах, Адам! Кто же Ева, и Ева ль она? Иегова

Был творцом ее также, но воля и знанье – цена…

Не начать все сначала… Но в мире родишься ты снова,

И Сестра тебя встретит, и будет судьбою она.

Сто промчалось веков. Беспредельно умножилось знанье.

Но опять и опять, в облаченьях цариц и актрис,

В мир приходит Лилит – длиннокудрое напоминанье:

«Эй, Адам, ты забыл, кем ты был, с кем ты был! Оглянись!

* * *

На похоронах светила.

Живи, твори и вдохновляй

Мирского ради ничесоже

Сок нашей умной молодежи,

Веди в свой самодельный рай.

Паси свой первородный грех

Неразрешимости вопросов.

Знай: лучше всех – и хуже всех

Тебя поймет, кто не философ.

Но будь готов к своей судьбе,

Творя и думая отважно:

К тому, что вот венок бумажный

При жизни смастерят тебе.

И верь, о, верь! Взойдет она,

Звезда твоей научной славы:

Тебе поставят крестик ржавый

На гроб глазетовый без дна…

Как этих терний избежать?

Как примириться с смертью званской?

Прожить в манере партизанской.

Примечания

1

Свасьян К.А. Европа. Два некролога. М., 2003.

2

Но возвратный порывъ возвратному порыву рознь: одно дѣло, когда это обращеніе къ прошлому не предполагаетъ развитія, продвиженія впередъ (словомъ: меча) и, къ сожалѣнію, мы зримъ это нынѣ, въ эпоху духовной ночи, выказывающей себя приматомъ: демократіи и демократовъ, ноля и нолей, плоти, vagin’ы, заступающаго и крѣпнущаго матріархата… – короче безпросвѣтною нищетою; инымъ случаемъ является Ренессансъ и малый ренессансъ – Серебряный вѣкъ: онъ – мечъ и стрѣла, – когда само обращеніе къ прошлому, эпистрофе обернулось движеньемъ впередъ, поскольку было на него направлено: такова была воля творцовъ, опредѣлившихъ духъ того времени.

3

Шичалин Ю.А. «Античность – Европа – История». М. 1999.

4

Евангеліе отъ Филиппа: «Истина не пришла въ міръ обнаженной, но она пришла въ символахъ и образахъ. Онъ не получитъ её по-другому». – Ср. съ: «Символъ – окно въ вѣчность» (Андрей Бѣлый), а также съ: «Символъ – окно въ безконечность» (Ф.Сологубъ). Сюда же: Бѣлый вполнѣ осознавалъ: «Символизмъ – это методъ выраженія переживаній въ образахъ. Въ этомъ смыслѣ всякое искусство явно или скрыто символично». «Символъ есть предѣлъ всѣмъ познавательнымъ, творческимъ и этическимъ нормамъ: Символъ есть въ этомъ смыслѣ предѣлъ предѣловъ». «Всякое искусство символично – настоящее, прошлое, будущее». «Символизмъ подводитъ искусство къ той роковой чертѣ, за которой оно перестаетъ быть искусствомъ; оно становится новой жизнью и религіей свободнаго человѣчества» (Андрей Бѣлый). «Это