кажется, смысла, был смысл — их бессмысленность. Здесь же смыслов, как вы говорили, целые тысячи, но я не вижу разницы в этом смысле между одной коровой, другой и третьей, имея в виду их смыслы для поддержания Божественного, всеобщего смысла, который наверняка существует…

— Разговор о существовании смыслов, Мария-Елизавета, — ответил Пастух, — может увести в проекционное словоблудие, и поэтому я скажу тебе коротко: смысл любой Божественной сущности неповторим и заключается в том, что составляет часть единого целого, занимая в нем свое особое место… Но смысл этого смысла во всеобщем, как ты правильно выразилась, Мария-Елизавета, Божественном смысле выше нашего Пастуховского понимания и даже понимания Хозяина, и уж тем более не проекционным теням определять смысл чего-то, хотя этим они только и занимаются, беспощадно эксплуатируя это понятие и превращая его в бессмысленность…

Тут, кажется, уже засыпая, Пастух пока еще внятно, хотя и вяло добавил:

— Вот поэтому Пастухи собрали для вас не просто нерадивых быков, но принадлежащих тому или иному смыслу…

— Будет ли наши быки знать о рождении телят? — спросила Джума.

— Они вас найдут, когда вы отелитесь смыслами, и, возможно, некоторые из них снова составят вам пару, — и уже невнятно сказал: — Но ни один из ваших быков… — и на этом уснул.

— Кажется, — сделала вывод Анна, — мы теперь по уши погрузились в реальность.

85. Хея и Ян

Умиротворенность у озера, должная сопутствовать тьме, так и не наступала, скотина продолжала переговариваться, иногда возбужденно мыча, блея и ржа длинные фразы и даже перебивая друг друга, и телки-полукоровы, хоть и молчали, но уснуть не могли, и занялись единственным, чем было возможно: созерцанием звездного свода, построением в своей голове линий «дерева» смыслов, составленных звездами, и поиском своей личной звезды, надеясь интуитивно почувствовать взаимосвязь между собой и светилом.

Но неожиданно все звуки стихли, как будто бы их оборвало нечто такое, что появилось во тьме и заставило всех замолчать. Телки приподняли головы, озираясь вокруг, и стали подниматься с поверхности, предполагая, что что-то произошло или произойдет, с чем они еще пока не встречались, но о чем, видимо, осведомлена вся окружающая скотина высших кругов. Сгустившийся Пастуховский эфир, глубоко погруженный в сон, ничего бы ответить не смог, Ида еще не вернулась, и поэтому все внимание коров невольно обратилось на Катерину, которая не заставила себя ждать: промычала куда-то в пространство что-то непонятное телкам, получила издалека тут же ответ от другой какой-то коровы и сказала только одно: «Снег пошел — запомните это мычанье!» — и повторила то самое, что ответила ей та — другая — корова.

— Снег пошел, — промычала Джума.

— Снег пошел, — промычали Анна и Сонька.

— Снег пошел, — изобразили мычаньем все остальные.

Между тем на берегу в темноте возникло движение, которого не было видно, но которое чувствовалось даже в большей мере, чем слышалось; впечатление было такое, что все, кто находился вокруг, стараясь соблюдать тишину, повставали и молчаливой массой куда-то направились. Катерина, взяв на себя роль главной в небольшом стаде коровы, сказала:

— Идите за мной, не отставайте и не мычите; то, что вы увидите впереди, случается редко — считайте, что вам повезло! — и шагнула вперед.

Телки двинулись за ней в темноту и скоро попали в окружение самой разнообразной скотины, цель похода которой прояснилась только тогда, когда слева от берега озера появился в пределе коровьего видения светящийся белый купол, вершиной своей восходящий до свода и похожий на какое-то чудо во тьме. Впрочем, приблизившись к этому «чуду», которое окружила скотина, стоявшая в полном молчании, коровы увидели снег, летящий наискосок, и, придвинувшись ближе, почувствовали холод отдельных снежинок, садившихся им на носы и таявших тут же. Приблизительно в центре этого странного снегопада стоял в одиночестве мощный, складный, бурой окраски бык, привязанный за огромные, длинные, казавшиеся неестественными рога к столбу на довольно длинную цепь, и всем телкам как-то сразу стало понятно, что бык этот и есть тот самый великий Божественный вол по имени Ян.

Вол не обращал никакого внимания на собравшуюся скотину, хотя и вел себя не очень спокойно: сначала долго стоял, как бы в раздумье, потом делал круг, обходя столб и натягивая цепь до предела, затем останавливался, поднимал голову к своду и издавал беззлобный непродолжительный рев, направленный к недосягаемым сферам и содержавший, похоже, какой-то вопрос. Не получив, конечно, ответа, он топтался на месте, мотал головой, пытаясь сбросить отягощающую его звенящую цепь, и снова пускался в круг. Картина пространства была очень странной: в белом мерцании из темноты торчали одни только любопытные головы, местами — одна над другой, тела же оставались во тьме, словно не давая себе переступить ту черту, которую устанавливал занавес снежного купола. Головы эти иной раз подрагивали, стряхивая с себя растаявший снег. В какой-то момент часть голов потеснилась, и на свет вышла маленькая коровка серо-голубоватой, как у Елены, окраски, с почти не выдающимся выменем, но хорошо развитыми рогами, и все телосложение ее не имело и доли той большей или меньшей разляпистости, присущей любой полноценной корове великого стада. Казалось, коровка эта вылеплена каким-нибудь «скульптором» с Большой дороги Художников, который отобразил в реальности свой идеал коровы, соответствующий его понятиям о красоте. Телкам и тут стало абсолютно понятно, что это та самая Хея, которую любит Ян. Хея не подошла, но как-то подплыла, как маленькая изящная проекционная яхта, к волу, и они встали друг перед другом, нос в нос. Они облизали друг другу носы. Видно было, как обе сущности после этого задрожали. Ян проревел, но как-то бессильно. Хея молчала. Вол двинулся чуть вперед и склонил голову вниз, положив ее на шею коровы, и два комочка, похожие на те самые синие сгустки, которыми Пастух прикуривал свои козы, но совершенно бесцветные, хотя, как ни странно, доступные взгляду, отделились от этой великой Божественной пары, соединились в один, и это неразделенное нечто — как безоговорочно определила для себя каждая из телок-полукоров — медленно поплыло вверх и растворилось в массе падающих снежинок.

Ян снова взревел, Хея ответила ему плаксивым мычаньем… Больше корова и вол не двигались, не издавали ни единого звука, и сколь долго продолжалось это стояние, определить было нельзя, но, во всяком случае, снег, поначалу сразу же таявший на их теплых телах, постепенно покрыл белым налетом их спины и головы. Скотина, с благоговением наблюдая эту бесконечную сцену не скотской любви, только вздыхала, но иной раз вдруг начинала сопеть и даже пыхтеть, и, наконец, неподалеку от телок