Началась такая полоса в моей жизни, о которой не хочется вспоминать. Скажу только, что выходом из создавшегося положения стали курсы массовиков в Киеве, куда я попала в 1948 г., пройдя через большой конкурс, и по окончании которых работала в здравницах Украины. Осенью 1953 г. я вышла замуж за ученого-археолога Канивца Вячеслава Ильича. С ним я прожила 12 лет, активно участвовала в его работе, закончила вуз и стала математиком. Сначала мы жили в Махачкале, где он возглавлял археологическую экспедицию, потом поехали в Сыктывкар, где он, как и в Махачкале, работал в филиале АН СССР. Но у нас не было детей, он это очень болезненно переживал, и мы решили расстаться. Осенью 1965 г., узнав, что Ингинскому индустриальному техникуму нужен математик, я уехала в Ингу.

Он в это время был в Ленинграде. Мы оставались друзьями до конца его жизни. В 1972 г. он погиб в экспедиции.

Оставшись одна, я почувствовала, что мне не хватает творческой работы и того жизненного ритма, в котором я находилась эти 12 лет. А тут приехал мой коллега, Сухарев Леонид Алексеевич с семинара по новым методам обучения и привез мне программированное пособие по теоретической механике. «Беритесь, — говорит он, — пишите по математике, у Вас получится». С его легкой руки я взялась за дело и написала «Дифференциальные уравнения» — программированное пособие для техникумов, которое было издано в Сыктывкаре. Затем приступила к подготовке материалов для пособия «Элементы дифференциального исчисления». А перед Новым, 1969 г. я вышла замуж за инженера, ленинградца, Добрыш Михаила Семеновича, и в конце 1970 г. мы переехали в Йошкар-Олу, где я прошла по конкурсу на кафедру высшей математики Марийского политехнического института. Там я закончила начатую книгу, и она вышла в Москве, в издательстве «Высшая школа». Затем написала еще несколько программированных пособий для вузов. Это были лучшие годы моей жизни. В институте я выросла от ассистента до доцента, делала интересную работу и других втягивала в нее, ведя общеинститутскую научно-исследовательскую тему «Эффективность комплексного применения технических средств обучения в учебном процессе», которой занимались 46 кафедр.

Однажды в газете «Марийская правда» я прочитала статью бывшего разведчика Чугунова Федора Ивановича, где упоминается «Хозяин» — полковник Орлов. Я сразу написала ему в Звенигово, где он был секретарем райкома партии. В первый же приезд в Йошкар-Олу, в обком, он зашел к нам. Во время войны мы не встречались, так как были в разных разведгруппах, хотя и в разведотделе одного фронта. Мы подружились семьями, многие праздники встречали вместе. А когда я поехала в командировку в Москву, он попросил зайти к одному писателю и передать некоторые материалы. К сожалению, не помню фамилии писателя, но он мне сказал после знакомства, что у меня один Орлов, он живет в Новосибирске, и дал его адрес, а у Чугунова — другой, он живет в Москве. Вернувшись домой, я написала письмо Орлову в Новосибирск, он мне сразу же ответил, и я показала Федору Ивановичу, который уже переехал в Йошкар-Олу, это письмо. Прочитав, он сказал: «Не знаю, или это Ваш Орлов, но то, что мой, так это точно». В подтверждение он показал мне справку с подписью Орлова, такой же, как в письме. К сожалению, Федора Ивановича уже нет в живых.

У нас с Орловым Г. И. завязалась регулярная переписка, он сообщил мне адрес Хасана и подсказал, где искать бывшего командира группы. А когда я ездила в командировку в Новосибирск, то была у него дома. Мы многое вспомнили. От него я узнала, что Хасан на самом деле — Хасанов Мингали Мингазович, Борис — Буланов Афанасий Иванович, а «Хозяин» — вовсе не полковник Орлов, а генерал, старший по должности. Мы не могли тогда этого знать, и это не наша вина — такова специфика нашей работы. О Борисе он рассказал забавную историю. Когда, будучи на Брянщине, полковник Орлов стал представлять своих разведчиков к наградам, то в списках бригады не оказалось Бориса Буланова, но был Афанасий. Орлов вызвал его и спросил, так ли это. Тогда Борис признал, что он действительно Афанасий, но не хочет, чтоб об этом кто-нибудь знал, так как с детства его дразнили «Афоня».

С Хасаном мы переписываемся и встречаемся с 1974 г., и почти ежегодно, начиная с 1986 г., я у него бываю. Еще в первую встречу он рассказал, что по прибытии в штаб после выхода из вражеского тыла их с Борисом, Виктором и Николаем направили сначала в Литву, а потом в Восточную Пруссию с группой «Кросс». К сожалению, там они потеряли Бориса. Были разные слухи: кто говорит, что его сразу схватили при приземлении, потом замучили и расстреляли, не выдавив из него ни единого слова; кто говорит, что видели его среди пленных, угоняемых на Запад. А три года назад я встретилась с бывшей радисткой группы «Кросс» Катей Усановой. Она мне сказала, что сотрудник разведотдела Кругляк говорил ей, что видели Бориса совсем недавно. Я сразу обратилась на передачу «Жди меня». 26 февраля 2002 г. состоялась запись этой передачи с моим участием.

Я долго искала бывшего командира группы (моего первого мужа). Мне это удалось в 70-е годы. Мы переписывались, а когда я ездила в командировку в Омск, то по окончании конференции съездила на станцию Яя, где он жил и работал бригадиром на лесосплаве. Это была необыкновенная встреча, и радостная, и очень тяжелая. За сутки, что я была там, нам надо было успеть рассказать друг другу о пережитом за эти более чем 30 лет. Оказывается, когда он отправил меня в Киев, то встретил майора из разведотдела, который заявил ему, что большевики в плен не сдаются. Произошла крупная ссора, и майор арестовал Георгия. Потом его «тройка» судила. Приговор: 8 лет лишения свободы за измену Родине и невыполнение задания. Это фактически означает: за 8 суток плена и за то, что не взорвали мост под Богушевском, чего требовал «Хозяин». Но ведь это пытались сделать подрывники многих партизанских бригад, и никому не удалось даже близко подойти к этому мосту. Перед самой блокадой Борис, Хасан, Виктор и Николай снова были туда направлены, но не успели до него дойти, как встретились с нашим танковым десантом и раньше нас оказались на Большой земле. А этот мост очень даже пригодился нашим наступающим войскам. Но Георгий буквально пропал на долгие годы. Вот так была искалечена жизнь многих людей. Когда он провожал меня, то, стоя напротив окна вагона, горько, молча плакал, как будто чувствовал, что больше мы не встретимся. Я кое-как держалась, но когда поезд пошел, забралась на полку и тоже молча ревела до самого Омска. Мы переписывались до конца его жизни. В 1981 г. он умер от аппендицита. Как сообщила мне его жена Валентина Николаевна, весь поселок провожал его в последний путь, говорили много теплых слов, но он их уже не слышал.

В декабре 1984 г. мы переехали в Подмосковье. Надо было устраивать моего внука, инвалида с детства, глухонемого, с органическим поражением ЦНС, в специализированный садик в Москве. Начались новые хождения по мукам, но о них я не буду рассказывать. Скажу только, что жил он у нас с марта 1983 г. по конец 1999 г. И, несмотря на трудности, я всегда находила и нахожу до сих пор возможность побывать в Йошкар-Оле у своих друзей, коллег по работе. Меня тянет туда, как магнитом. Там я чувствую себя именинницей, радостно возбужденной и возвращаюсь домой с чувством, что не зря прожита жизнь. На поездку с заездом к Хасану в Арск (Татарстан) уходит 5 суток, а полученного заряда хватает на целый год.