– Остановилось, – продолжил я. – Секунды стали долгими-долгими, и это продолжалось…

– Несколько дней. – Карла выпрямилась и в упор взглянула на меня. – Лин, я не хочу впутывать тебя в свои дела. Просто будь со мной рядом и доверься мне. Ясно?

– Любимый цвет – кроваво-красный, – начал я, жестом поставив галочку в воображаемом списке.

Она снова оперлась на дверной косяк, понимающе улыбнулась:

– Любимое время года – зима. В Базеле. Любимый фильм – «Ки-Ларго»[69], любимая еда – стейк на гриле, любимая песня – «Интернационал»… Мотоциклы ты еще не полюбила, поэтому любимый автомобиль – «шевроле-камаро», модель шестьдесят седьмого года, матово-черный, с кроваво-красной обивкой салона…

Она меня поцеловала. Я закрыл глаза. Свет вспыхнул, накатил угасающими волнами, исчез, растворился под миром. Любовь – поток, бегущий к океану. Любовь, как Время, ищет смысл. Любовь – как все сущее.

– Прекрати! – Она оттолкнула меня, утерла губы тыльной стороной ладони, уничтожая океан.

Я хотел что-то сказать, но Карла хлестнула меня по щеке и сказала:

– Постарайся выжить. Мне хочется это повторить.

– Поцелуй или пощечину?

– И то и другое. Может быть, в ином порядке.

Она захлопнула дверь у меня перед носом.

Любовь. Любовь – гулкое мраморное эхо в пустынном гостиничном коридоре.

В вестибюле меня ждал Дидье.

– Я надеялся, что ты останешься у Карлы на ночь, – сказал он.

Я поглядел на него.

– Видишь ли, у меня опасные новости, – объяснил он. – Я узнал, где именно Конкэннон барыжит дурью.

Судя по всему, вечер удался. И настроение у меня было подходящее.

– Твоим сведениям можно верить?

– Его видели там сегодня, в три часа пополудни.

– Где?

– В особняке, принадлежащем «скорпионам».

– На Марин-Лайнз-роуд?

– Да. А ты откуда знаешь?

– После того как люди Вишну меня избили, я за ними проследил. Они там часто собираются.

– И что ты намерен делать?

– Постучать в дверь.

– Гранатой? – задумчиво спросил Дидье.

– Нет. Позвони Вишну и скажи, что я приду к нему в гости в десять вечера.

– С чего ты взял, что у меня есть номер его телефона?

– Дидье… – укоризненно вздохнул я.

– Ладно-ладно. У Дидье есть все номера телефонов. Но так ли уж необходимо соваться в львиное логово?

– Вишну захочет поговорить. Он вообще человек разговорчивый.

– Слушай, только без обид… А он захочет с тобой разговаривать?

– Я ушел от Санджая и остался жив. Вишну очень захочет со мной побеседовать.

– Ладно, я позвоню, – вздохнул Дидье и вернулся в гостиницу.

Я махнул швейцару-сикху, и тот подошел к мотоциклу.

– Чем могу служить, баба? – спросил он, приветственно протягивая руку.

Я, как обычно, вложил ему в ладонь несколько купюр:

– Это для всех, раздай после смены.

– Благодарю вас, баба. Сегодня в гостинице несколько вечеринок со знаменитостями, но чаевых от них мы не ждем. Еще будут пожелания?

– Присмотри за мисс Карлой. Если услышишь что-нибудь интересное, дай мне знать. Я остановился в «Амритсаре».

– Тхик, – согласно кивнул он и поспешил к дверям.

Вернулся Дидье, задумчивый, будто рыбак, разглядывающий грозовые тучи.

– Все устроено, – сказал он. – Вишну тебя ждет. Времени мало. Надо запастись оружием и патронами. – Он огляделся в поисках такси.

– Дидье, я оружия не возьму. А ты со мной не поедешь.

– Лин! – Он топнул ногой. – Если ты лишишь меня этого приключения, я оплюю твою могилу. Слово Дидье – кремень.

– Мою могилу? А если ты первым умрешь?

– Оплюю и станцую на ней, как Нуриев.

– Ты станцуешь на моей могиле?

– Как Нуриев.

– Ладно, поехали со мной.

– Может, кого-нибудь еще позвать?

– Какой дурак с нами пойдет? – спросил я, заводя мотоцикл.

– Тоже верно, – согласился он, не прекращая искать такси взглядом.

– Садись!

– Куда?

– На байк, Дидье. Если придется уносить ноги, на такси надеяться бесполезно. Садись!

– Лин, ты же знаешь, мне мотоциклы на нервы действуют.

– Садись, Дидье.

– Если бы автомобили заваливались, когда из них выходишь, я бы и в них не ездил. Так что мой невроз подтверждают законы физики.

– Нет у тебя никакого невроза. Ты просто мотоциклов боишься. У тебя мотофобия.

– Правда? – заинтересованно спросил он.

– Абсолютная правда.

– Мотофобия? Ты точно знаешь?

– Точно. И ничего стыдного в этом нет. У многих моих знакомых тоже мотофобия. Между прочим, это лечится.

– Да?

– Садись, Дидье.

Я припарковал мотоцикл за квартал до особняка. Мы с Дидье остались ждать на тихой стороне улицы. Сквозь деревья луна слагала строфы на асфальте. Дорогу, располосованную штрихами света и тени, перебежал черный кот.

– Вот уж подарок судьбы, – вздохнул Дидье. – Черная кошка.

Мы подошли к воротам. Я оглядел длинную улицу – редкие машины, все спокойно.

– Дидье, может, ты меня здесь подождешь?

– Да как ты смеешь! – возмутился он.

– Ну прости.

Я толкнул створку ворот, пересек двор и уже собрался нажать кнопку звонка, как Дидье меня остановил и, помедлив, позвонил сам.

За витражными стеклами возникла чья-то фигура – к дверям медленно, опираясь на палку, шел громила Хануман.

Он открыл дверь, увидел меня и сощурился:

– Ты опять пришел?

– Расскажи про Пакистан, – попросил я.

Он сдавил мне плечо, как грейпфрут, и втащил меня в коридор. Из дверей в конце коридора высыпала толпа здоровых парней. Хануман толкнул меня в спину.

– Магачуд! Баинчуд! Ганду! Сала![70]– Парни бешено вращали глазами и сгорали от желания накинуться на меня.