Вдали прозвучал звон храмового гонга, молитвенный речитатив. Еще откуда-то донесся азан – призыв муэдзина к молитве, звонкий и напевный.

«Я дома?» – спросил я себя.

Мне нужен был дом. Любой.

«Найду ли я здесь ее?»

Мне хотелось любви – всеобъемлющей и взаимной.

«Здесь ли она?»

Я глядел на перекресток, ждал ответа, а внизу сказочными драконами кружили белые, красные и желтые огни автомобилей.

В «Тадж» я пришел слишком рано. У подъезда из лимузинов выходили кинозвезды, приехавшие на банкет в честь нового фильма. Я припарковал байк под пальмами напротив гостиницы и ждал, пока время медлительной улиткой не доползет до восьми – назначенного Карлой часа.

Сквозь широкие двери гостиничного вестибюля было видно, как у стенда спонсоров знаменитости позировали для снимков на фоне названий фирм, оплативших секунды и минуты рекламного времени. Вспышка, еще одна, повернитесь направо, теперь налево – почетных гостей фотографировали, как арестованных преступников для полицейского досье.

Наконец поток лимузинов схлынул, репортеры разбежались в поисках других новостей, стенд спонсоров разобрали. Просторный вестибюль, где не один десяток лет дождливыми вечерами индийские мыслители обсуждали с единомышленниками и противниками свои великие идеи, опустел и приобрел деловитый вид.

Ничего страшного, что я прибыл слишком рано. Я направился к заднему ходу, где стоял знакомый охранник, взошел по широким ступеням к номеру Карлы, постучал. Она распахнула дверь.

Карла, босоногая, в черном шелковом комбинезоне без рукавов, с застежкой-молнией впереди, собрала волосы в пучок на шее и скрепила тонким серебряным ножичком для разрезания писем. Дамасский клинок в волосах – в этом вся Карла.

– Ты рано, – сказала она на пороге, не приглашая меня войти.

– Я всегда или рано, или поздно.

– Весьма подходящая способность для такого, как ты. Так и будешь на пороге стоять?

– Спасибо, я войду.

– Риш! – позвала она, оборачиваясь. – Мы закончили.

Риш, один из Лизиных партнеров по галерее, подбежал к двери.

– Ох, Лин, такое несчастье, – вздохнул он, обеими руками сжимая мне ладонь. – Лиза… Я вне себя от горя.

Он протиснулся между нами и поспешил к выходу по коридору. По очень длинному коридору.

– Лишь глупец станет горевать так, что выйдет из себя, – заметила Карла. – Входи, Шантарам. День сегодня бесконечный. – Она прошла в гостиную и уселась на банкетку у окна. – Смешай мне коктейль, пожалуйста. Ненавижу смешивать коктейли.

Я закрыл дверь и запер ее на замок.

– Что тебе налить?

– «Счастливую Мэри».

– «Счастливую Мэри»? Это что?

– То же самое, что «кровавая Мэри», только без красных частичек. И лед. Побольше льда.

Приготовив коктейль, я отнес бокалы к окну и сел рядом с Карлой.

– За что пьем? – спросила она.

– За сбежавших в гневе? – предложил я.

Она рассмеялась:

– Давай лучше выпьем за прошлое, Шантарам.

– За павших друзей.

– За павших друзей, – согласно кивнула она, чокнулась со мной, сделала большой глоток и отставила бокал. – Слушай, тебе надо успокоиться.

– Я вполне спокоен.

– Не ври. Я только что сделала тебе четыре намека – глупцы, счастье, кровь и лед, – а ты ни на один не отреагировал. На тебя это не похоже. На нас с тобой это не похоже.

– На нас с тобой?

Она с улыбкой наблюдала, как я осмысливаю услышанное, а потом спросила:

– Почему тебе так хочется узнать, кто дал Лизе рогипнол?

– А тебе не хочется?

Она снова взяла бокал, задумчиво посмотрела на него, сделала еще один большой глоток и перевела взгляд на меня:

– Если я или ты узнаем, кто это сделал, мне наверняка захочется его убить. За такое всегда хочется убить. Ты к этому готов?

– Карла, я должен знать, что случилось с Лизой. Она этого заслуживает.

Она оперлась ладонями о колени, резко выдохнула, встала и подошла к письменному столу, где вытащила из сумочки латунный портсигар, такой же как у Дидье. Потом, не оборачиваясь, закурила косяк.

– А я-то надеялась, что сегодня мне это не понадобится, – пробормотала она между затяжками.

Я глядел на силуэт, окутанный черным шелком, и во мне стонала любовь.

– Либо это, – продолжила Карла, по-прежнему не оборачиваясь, – либо бутылкой по голове.

– Ты о чем?

Она затушила окурок, извлекла из портсигара еще пару косяков, вернула портсигар в сумочку и подошла к банкетке.

– Вот, догоняй, – велела Карла, протягивая мне самокрутку.

– Мне и так хорошо.

– Иди к черту, Шантарам. Кури уже.

– Ладно…

Я затянулся. Всякий раз, как я порывался что-то сказать, она снова подталкивала ко мне косяк. Наконец я улучил минутку и произнес:

– Знаешь, ты меня сегодня дважды к черту послала.

– Так пошли и ты меня, если тебе от этого станет легче.

– Нет, я…

– Давай не стесняйся. Тебе точно станет легче. Скажи: «Иди к черту, Карла». Скажи: «Не доводи меня, Карла». Ну, вперед. Говори. «Иди…» – ну?

Я поглядел на нее и ответил:

– Не могу.

– А ты попробуй.

– Как сказать заре: «Иди к черту»? Как сказать такое галактике?

Она улыбнулась, но во взгляде сквозил гнев. Я не понимал, что она замышляет.

– Послушай, давай начистоту, – сказал я. – Я хочу выяснить, что случилось с Лизой. Мне хочется во всем разобраться – и ради Лизы, и ради нас. Понимаешь? Надо решить…

– От решения до мщения тропинка обрывистая, – ответила она. – С обрыва многие срывались.

– Я срываться не собираюсь.

– Я все о тебе знаю, Лин, – рассмеялась она.

– Все?

– Практически.

– Точно знаешь?

– Проверь, – мурлыкнула она.

Я улыбнулся, но внезапно сообразил, что она не шутит.

– Ты серьезно?

– Кури свою траву.

Я затянулся.

– Любимый цвет: голубой с зеленью, цвет листьев на фоне неба.

– Черт, и правда ведь, – признал я. – А любимое время года?

– Муссон, сезон дождей.

– Любимый…