мир мелодию горя. Его обычная синяя мантия в сумерках казалась черной, упавшие на лицо волосы были короче обычного и неровно острижены, а губы сжаты. Каждый аккорд был наполнен болью, простые и известные ноты непостижимым образом складывались в такую музыку, от которой заходилось сердце, а к горлу подкатывал комок.

- Величайший из менестрелей, - прошептал Глорфиндел. – Даже слова не нужны, чтобы понять в точности, о чем он играет.

- Кано всегда, чуть что, за лютню хватался, - вспомнилось Майтимо. – Вся семья за мечи (мама за стамеску), а он – за лютню. Отец как-то рассердился и спрятал лютню, так он на арфе научился играть. Потом на флейте. Потом художественно свистеть. Примерно тогда мы поняли, что стали родней величайшего менестреля. Отец был безутешен. К счастью, тогда у него родился Куруфинвэ, и от нас, старших, наконец-то отстали.

Тенька задумчиво вслушался, тоже честно пытаясь оценить непревзойденность исполнения.

- Вприсядку под это не спляшешь! В черный замок его надо, там точно оценят. Ортхэннэр обрыдается, а Элхэ накормит вареньем и подарит огромный букет полыни.

- Ты не умеешь ценить истинную музыку, - покачал головой Глорфиндел.

- Почему не умею? Знаешь, какие из Кано замечательные сильмариллы получались? Лучше только из Эонвэ! Но Даэрону не говори, если встретишь, а то обидится. Он у нас три месяца в будке просидел на одних бутербродах с маргарином.

- А потом?

- А потом у него депрессия прошла, и сбежал!

Мелодия кончилась и началась другая, еще печальнее, хотя прежде казалось, что печальнее уже некуда. Безликое горе перетекло в плач, и среди череды созвучий ясно слышались собачий лай, скрип седла под наездником, лязг оружия, звон молота о наковальню, и даже будто бы далекие голоса. Макалаурэ оплакивал погибших братьев и жителей Дориата.

Майтимо зажмурился, стиснул ладонями виски и глухо признался:

- Я больше не могу это слушать. Какого Моргота он уродился таким талантливым?! Какого Моргота мы все поклялись добыть эти несчастные камни?!

Тенька отпустил ветку, и скамья со страдающим в ночной тиши менестрелем скрылась из виду.

- Вы думаете, - тихо уточнил Глорфиндел, - что с сильмариллами было бы легче?

- Не с сильмариллами, - поправил Майтимо. – А без Клятвы. Стоит единственный раз коснуться камня, ощутить, что он твой, возвращен и никуда не денется… - он внезапно застыл, а потом хлопнул себя по лбу: - Да что же я тут рассуждаю! У меня ведь этих сильмариллов полный мешок!

Он принялся быстро развязывать горловину.

- Майтимо, - тронул его Тенька.

- С отцом я сам поговорю.

- Тут так интересненько получается…

- И пусть только попробует меня в чем-то упрекнуть!

- Да ты чего, - Тенька потянул мешок на себя, - мы с Феанаро не жадины какие, понимаем! Но даже если ты все эти камни ему отдашь, ваша Клятва не исполнится!

Майтимо резко отпустил горловину, и колдун, не удержав тяжести мешка, плюхнулся с ним в обнимку на опавшую листву.

- Почему?

- Я же тебе, неучу, объяснял! – Тенька ухватился за протянутую руку и поднялся, отряхивая штаны. – Это не совсем сильмариллы!

- А что? – скептически переспросил Майтимо. - «Стекло эльфийское»? Или, может, вы гальки на Таникветиль насобирали, чтобы всем голову морочить?

- У них особая функция дисфункции, - для пущего взаимопонимания Тенька помахал руками в воздухе. – Они рассчитаны на подачу производных, а не на основной цикл! Друга Феанаро интересненькая идея! Вроде как эти камни – рассада, семена, из которых можно вырастить настоящие полноценные сильмариллы!

- То есть, ты хочешь сказать, что если их посадить в землю, окучивать и поливать, то вскоре вырастет чудо-дерево, на котором будут висеть сильмариллы? Теперь я понимаю, почему Эонвэ был так сердит!

- Про рассаду он не знал, - задумался Тенька. – Он у вас просто так нервный какой-то. Взрывы не любит…

- А помните, что говорила нам леди Виллина? – вдруг воскликнул Глорфиндел. – Всё исполняется! Дверь мы подарили, детей спасли – вдруг под словами «вырастить куст» подразумевалось именно сильмарилловое дерево?

- Может быть, - почесал в затылке Тенька. – Давайте и правда отдадим Кано пару камешков и объясним, чего с ними делать. Не можем же мы сидеть здесь весь цикл роста – нам еще Леголаса с Гимли искать.

Глорфиндел нахмурился.

- Боюсь, когда лорд Макалаурэ увидит нас, то все-таки бросит арфу и в лучших нолдорских традициях примется размахивать мечом!

- Эктелиона мы убедили, - напомнил Майтимо. – По-твоему, мой брат глупее Эктелиона?

Не дожидаясь конца спора, Тенька выступил из-за ветвей и приблизился к менестрелю, с любопытством наблюдая, как легко бегают по струнам длинные пальцы. Потом деликатно кашлянул.

Никакой реакции. Макалаурэ склонил голову набок, не открывая глаз, и арфа заплакала еще пуще.

- А мне казалось, что у менестрелей очень острый слух, - отметил Глорфиндел, тоже покидая укрытие и становясь рядом с Тенькой. Макалаурэ сидел в пяти шагах напротив них, но ничего не слышал и не замечал.

Майтимо фыркнул.

- Когда Кано музицирует, то делается хуже глухаря на току. Смотрите, как надо!

Он оказался за спиной брата и четко отработанным движением выхватил арфу из его рук.

Макалаурэ встрепенулся, открыл глаза, увидел незваных гостей и потянулся к поясу, где могло висеть оружие.

- А меч ты как обычно забыл в своей комнате, - со вздохом прокомментировал Майтимо, ставя арфу на свободную часть каменного сиденья.

Менестрель подскочил, оборачиваясь на знакомый голос, и едва не свалился со скамьи.

- Майтимо? Эру, я не видел тебя с веснушками уже лет семьсот! И… у тебя синяк под глазом?! Что случилось? Кто это с тобой?

- Мы издалека, - завел Тенька. – Макалаурэ, ты только не волнуйся!

- Погоди! - оборвал друга Майтимо. – Это твое вступление даже настоящего нолдо до истерики доведет! Кано, - тут он увидел ошалелый взгляд брата, направленный на его правую руку, и осекся. – Ты, и правда, не волнуйся, в общем…

- Гляди сюда, - колдун уже доставал из мешка холстинный сверток и разворачивал прямо на весу. Несколько камней упали Макалаурэ под ноги, и тот уставился на них с разинутым ртом.

- Осторожнее! – Майтимо поднял рассыпанное и вернул на место, в холстину. – Кано, дай руку. Обмотай ладонь полой мантии, а то обожжешься.

- На, держи сразу четыре штуки, на всякий случай, - Тенька переложил