Ее позиция, не раз высказанная, была предельно ясная: «Русский язык может оставаться в ЕГЭ, но литература не должна там присутствовать. Формализация литературы убивает ее… Почему, пытаясь что-то взять у Запада, мы всегда берем самое ненужное, выбираем сорняки. Я 20 лет прожила на Западе, наши дети учились в школе и университетах Америки. В Америке есть ЕГЭ, там это называется SAT (Scholastig Aptitude Test)… Но ни один, даже самый захудалый колледж не принимает студентов только на основании SAT. Что нужно принимающему университету? Видеть: способен ли человек выразить собственные мысли. Ты человек думающий или только играющий в бейсбол? Почему мы сделали ЕГЭ единственными пропускными воротами в любой университет? Это дикость, … У большевиков только и были — нефть, большая наука и классическая литература (пусть урезанная, но все же именно на ней воспитывали детей). Мы разгромили науку и выбрасываем литературу. Самоубийство!»[56]. Дальше она говорила: «Прожигает слово, не собрание фактов».

И изменения наступили.

Но вернемся к тому времени, когда Наталья Светлова выстраивала тайную сеть хранения и продвижения машинописных сочинений своего мужа и, даже можно сказать, вообще, самиздатовской литературы в СССР.

КГБ ведь тоже не спало. Оно выявляло каналы перемещения литературы и перекрывало их. Офицеры пятого Управления вместе со своими коллегами из разведки, прежде всего, отслеживали каналы вывоза самиздатовской литературы из СССР для публикации в зарубежных издательствах. Каналы интересовали особо. Кто передает, что передает и как передает? Не меньше интересовали каналы поступления печатной продукции из-за рубежа: кто, как и что доставляет? На это были нацелены не только «внутренние» агенты, но и внешние, которые находили нужные источники информации в зарубежных странах, смогли войти в артистические круги, в культурные ассоциации, фонды, творческие группы, издательства или школы искусств. Одним из наиболее успешных агентов здесь был солист балета Большого театра. Назовем его К. Его агентурное преимущество состояло в том, что он жил двойной жизнью. В одной жизни он танцевал в большинстве спектаклей труппы Большого театра на гастролях в Париже, Лондоне, Мюнхене, Нью-Йорке, а во второй жизни он выполнял разведывательные задания. А танцевал он ведущие партии, и публика его хорошо принимала. По крайней мере, главный балетмейстер театра Юрий Григорович был им доволен. А разведывательные задания выполнял виртуозно. Он органично входил в круги русской эмиграции в тех городах, где не раз гастролировал Большой, встречался с художниками-диссидентами, с издателями советского самиздата на Западе. Впечатляют его связи с западными русскоязычными СМИ — радиоредакциями «Голоса Америки», «Свободной Европы», с редакциями журналов «Посев», «Континент», с издательством «ИМКА пресс», печатавшим сочинения Солженицына. Крупной удачей для него стал контакт с известным европейским издателем Ежи Гедройцем. Его контакты и связи, прежде всего, конечно, неформальные, давали ценную информацию, за что от руководства КГБ он не раз получал благодарности и награды. Талант у него был и к агентурной работе, и к искусству балета.

И здесь вернемся к исследованию Милтона Бирдена и Джеймса Райзена «Главный противник», к тем страницам, где они подводят итог издательской деятельности ЦРУ, нацеленной на СССР:

«Эмигрантские издательства в Париже и других западных столицах, при негласной поддержке со стороны ЦРУ, активно подогревали мечты о свободе в России, Польше и Чехословакии. В 80-е годы некоторые из них расширили ассортимент своей продукции за счет видеоматериалов, документальных и музыкальных программ, которые можно было приобрести в магазинах Запада и тайно ввезти в страны Востока.

Многие работавшие с ЦРУ эмигранты поседели от терпеливого ожидания в своем изгнании. И вот неожиданно пришла свобода. Ранее запрещенные издания теперь можно было свободно покупать в газетных киосках Праги, Варшавы и Будапешта.

К началу 1990 г. в ЦРУ пришли к выводу, что финансовую поддержку эмигрантских организаций пора прекращать. Для тех работников ЦРУ, которые обеспечивали поддержку эмигрантских изданий, это был праздник со слезами на глазах. Они должны были прощаться с людьми, которые долгие годы терпеливо ждали и надеялись, несмотря на то что практический эффект от их публикаций был малозаметен.

Для большинства эмигрантов из стран Восточной Европы прекращение тайных связей с ЦРУ не представляло особой проблемы. Многие из них уже готовились к возвращению домой и открытию там легальных издательств. Им Управление больше уже не было нужно.

Однако с эмигрантами из Советского Союза дело обстояло сложнее. В Москве революция еще не наступила. Даже некоторые работники в пропагандистском подразделении ЦРУ, обеспечивавшем тайную поддержку эмигрантских изданий, были не склонны спешить с прекращением советских программ. Идеологическая борьба с коммунизмом шла так долго, что психологически было просто трудно провозгласить победу и “выключить свет”. Однако эти программы обходились ЦРУ в миллионы долларов, и Управление больше не могло их оправдать.

Вскоре работники ЦРУ в Западной Европе начали потихоньку встречаться с находившимися у них на связи эмигрантскими издателями и подсказывать им: произошло то, чего они ждали сорок лет, пришло время возвращаться домой».

Интересно звучат в устах американских авторов выражения: «находящиеся на связи эмигрантские издатели», «финансируемые ЦРУ литературные произведения».

«Культурная» дипломатия осуществлялась с помощью «шпионских технологий». Продвижение произведений культуры методами спецслужб заставляло видеть в культуре прежде всего антисоветскую пропаганду и средство психологической войны. Раз культурой занимается ЦРУ, то активное присутствие в этой сфере пятого Управления было необходимо.

Среди инакомыслящих в конце шестидесятых на первые роли выдвинулся уже известный писатель Александр Исаевич Солженицын, автор «Одного дня Ивана Денисовича» — романа, понравившегося Хрущеву. Летом 1968 года Солженицын закончил первый том публицистического повествования о сталинских репрессиях «Архипелаг ГУЛАГ». Пожалуй, тогда им и занялось вплотную пятое Управление. Эта взаимная привязанность длилась почти семь лет, вплоть до его отъезда за границу в апреле 1974 года.

Семь лет: 105 томов дела оперативной разработки, где фиксировались слежка, прослушивание разговоров, разработка связей. Солженицын не в долгу. Он с каким-то яростным весельем констатирует: «“Архипелаг” закончен, пленка вывезена за границу».

Почти пять лет искали чекисты рукопись «Архипелага». Нашли. У знакомой Солженицына. В Политбюро пошла записка — краткое содержание изъятого. А во Франции в те же дни вышел первый том. Эфир захлебывался новостью и каждый вечер выплескивал очередную порцию солженицынского повествования.

Глухо урчало Политбюро: хватит церемониться, пора принимать меры. Особенно неистовствовали Н.В. Подгорный и А.Н. Косыгин: арестовать, судить, в Сибирь. Такое решение и приняли.