Свет в конце туннеля забрезжил через два месяца. Коллеги-адвокаты стали с удовольствием принимать своих клиентов в новом помещении. Мама Лены Суворовой довольно быстро для ее возраста освоила компьютер и с удовольствием печатала на нем документы для своего «выводка», как она ласково окрестила партнеров дочери. Однако возникла проблема с бумагой. Если для консультации она закупалась централизованно через Президиум, а по домам втихую разворовывалась адвокатами, то здесь воровать было неоткуда, а фонды, разумеется, на кооперативы не выделялись. Для Госплана кооперативная экономика не существовала. Пришлось решать и этот вопрос.

Вадиму постоянно вспоминалась фраза «Солидная фирма возьмет в аренду дырокол». Да, нелегко было Остапу Ибрагимовичу заниматься строительством «Рогов и копыт».

Вадим за гроши взял на обслуживание ведомственную типографию Минпищепрома, но договорился о фактическом бартере. Вместо денег типография рассчитывалась писчей бумагой. Зачет шел по госценам, и, соответственно, грошовый гонорар Вадима фактически превращался в весьма доходный – бумагой стали даже немного приторговывать, продавая Аксельбанту.

Разумеется, уже не по госцене.

Алгоритм Вадиму так понравился, что и он, и его коллеги очень быстро большую часть клиентов перевели на бартер. Юридические услуги – в обмен на второй, а потом и третий компьютеры, в обмен на заправку бензином без очереди, за продуктовые заказы, опять-таки по госценам. Жизнь налаживалась.

Пятьсот рублей в месяц, которые должны были сдавать в общую кассу пять адвокатов-кооператоров, не были большим бременем, а вот доходы стали расти. Клиентов, разумеется, привлекал не только внешний антураж. Сам факт, что их обслуживают «независимые адвокаты», первая в Союзе «частная адвокатская контора», а Вадим именно так представлял свое детище, автоматически вел к возможности брать денег больше, чем обычно. Одни клиенты стали приводить других. Получилось, что, не успев избавиться от хозяйственных забот, Вадим оказался по уши завален работой профессиональной.

Лена попыталась нажаловаться Илоне. Но та неожиданно поддержала Вадима. Видя, как ее собственный муж увлеченно работает в кооперативе, мудрая Илона сказала невестке:

– Запомни, если хочешь сохранить мужа, займи его делом! Когда мужчина занят любимой работой, ему не до глупостей на стороне.

Все-таки Ил она и вправду была прекрасным психологом. Других аргументов не понадобилось. Лена не только смирилась с ситуацией, но и сама стала активно искать клиентов для кооператива мужа среди знакомых.

Несколько раз в месяц Вадим звонил Ирине Львовне Коган. Рассказать о своих делах, просто поболтать. Старушке было важно внимание, а Вадим всегда помнил, чем он ей обязан.

В воскресенье с ужасом вспомнил, что не звонил больше месяца. Забыл! Набрал номер. К телефону подошел брат.

– Ира в больнице.

– Что с ней? – опешил Вадим.

– Плохо, Вадим. Очень плохо. У нее рак легких. Только вы ничего не знаете. Она тоже не знает.

– Она в сознании? – Вадим почувствовал, как его прошиб холодный пот.

– Нет. Уже два дня.

– Я могу к ней приехать?

– Конечно, только боюсь, это бесполезно. Врачи говорят, что она вряд ли выйдет из комы.

Вадим растерянно положил трубку. Даже не попрощавшись. Впервые в жизни он понял смысл слов «время остановилось».

Как же он не обратил внимания, что уже несколько месяцев Ирина Львовна при разговоре покашливала? Почему он не заезжал к ней домой почти год? Они ведь и в консультации виделись последнее время крайне редко, – Вадим давно не ходил на дежурства. Ощущение невосполнимости грядущей потери придавило Вадима.

Вадим приехал в больницу, но его к Коган не пустили.

Через три дня Ирина Львовна умерла.

Последнее, что мог сделать для своей наставницы Вадим – завалить ее гроб цветами. В государственных магазинах срезанных живых цветов почти не бывало, только в «Польскую гвоздику» завозили два раза в неделю, и очередь выстраивалась на километр. Вадим понимал, что большинство адвокатов, чьи доходы с появлением юридических кооперативов резко упали, придут на прощание кто вовсе без цветов, а кто хорошо если с четырьмя гвоздиками.

Ребята из «Гиппократа» не подвели. В день похорон Вадиму привезли сто свежайших красных гвоздик. Попытки Вадима расплатиться с курьером оказались тщетными. Хозяева «Гиппократа» знали по рассказам Вадима, кем была для него Коган, и строго-настрого запретили брать деньги со своего адвоката.

Вадим ошибся только в одном. Цветами оказался завален не только гроб с телом Ирины Львовны, но и стол на сцене Президиума, где проходила панихида. Вадиму даже стало неловко за свой огромный букет, и он, разделив его на две части, дважды подошел к гробу, чтобы не привлекать лишнего внимания.

– Взрослеете, – бросил Марлен, от которого хитрость Вадима не ускользнула.

Но Вадиму было не до комплиментов. Он прощался с юностью.

Осипов не успел оглянуться, как наступил Новый год. Только сейчас он сообразил, что его «первая частная адвокатская контора» существует уже 8 месяцев. И только сейчас понял, что добился эффекта, обратного тому, к которому стремился. Семью он вообще видеть перестал. Надо что-то менять! И вот тут как нельзя кстати вспомнилось учение Маркса о прибавочной стоимости.

После новогодних выходных Вадим объявил своим партнерам новые «правила игры».

Поскольку именно на него, Вадима, приходится большая часть организационной работы фирмы (первый раз Вадим произнес слово «фирма», не догадываясь пока, что на годы оно станет основным в его лексиконе), он устанавливает себе зарплату 750 рублей в месяц. То есть, с каждого дополнительно в месяц по 150 рублей. В том числе и с него самого – он же остается и рядовым сотрудником. Кроме того, начиная с 1 февраля, за передачу клиента он будет брать по 30% гонорара. Кто не хочет, может от него клиентов не принимать.

Вадим объявил о своем решении спокойным тоном по окончании обсуждения текущих дел. Так, между прочим. Наступила тишина. Первым ее нарушил отец:

– Вадим, но ты же сам всегда был против 30 процентов?

– Да, батя, я плохо учился в институте. Оценки были хорошими, а сути я не улавливал. – Вадим улыбнулся. – Я стал марксистом.

Шутку никто не понял, но, прикинув, как заметно в лучшую сторону изменилась у каждого из них жизнь в прошлом году, спорить тоже никто не стал.

Вечером Вадим был мрачнее тучи. Лена спросила, что стряслось.

– Ничего. Мне кажется, мы начинаем жить по правилам, которые мне не нравятся. Но это не твоя и не моя вина. Просто мы еще не готовы. И не знаю, выдержим ли. Другие какие-то времена настают. И нравы другие.

– Ты о чем?

– Ладно, так, ни о чем! Тяжко мне, Ленка. Не по мне все это.