Я повернул страницу с большим изображением Венеры и хлопнул пальцем по ее лицу.

— Ты. Ты та, кто сделал это. Ты не имела права. У меня все было хорошо, пока ты не заставила меня влюбиться в него. Почему ты должна была стать такой сукой ради этого? Почему ты не могла позволить мне влюбиться в кого-то, кто мог бы полюбить меня в ответ? Или, что еще лучше, почему ты не позволила ему полюбить меня в ответ?

Я схватил ручку на столе и принялся писать поперек страницы на ее глупом Венерином лице.

Венера — грязная, коварная, подлая сучка, которая придумала безответную любовь и думает, что это забавно — издеваться над чувствами фейри, когда ей вздумается.

— Я собираюсь подняться туда, — пробормотал я, глядя на темнеющее небо через стеклянную крышу над головой, Венера ухмылялась мне со своего места в небе, ее сияние было издевательским. Шлюха. — Я захвачу с собой Луну, и мы тебя оттрахаем.

Я вскочил на ноги и направился к полкам, чтобы найти что-нибудь, что мне поможет. Должно было быть какое-то заклинание, которое могло бы избавить меня от этой агонии. Я знал, что это была не только мучительная тоска по Калебу, но и все остальное. Горе доводило меня до безумия, и каждый раз, когда мои мысли слишком близко подходили к Дариусу, я был уверен, что собираюсь разлететься на миллион фрагментов детских воспоминаний, заключённых и выполненных обетов, дружбы, выкованной из самой глубокой любви во вселенной.

— Йа! — я бросился на Дариуса с потрясающей деревянной палкой, которую нашел среди мертвых листьев.

Она врезалась прямо в его плечо, переломившись надвое. Он становился большим, эти руки казались слишком большими для его десятилетнего тела. Но было ясно, кем он становится. Когда он вырастет во весь рост, у него будет такой же свирепый взгляд Дракона, как у его отца.

От его отца у меня иногда мурашки по коже. Он всегда был ворчлив и смотрел на нас так, словно мы отнимали у него слишком много времени. Когда я был младше, я поднимался по его причудливой лестнице в щенячьем облике, весь в грязи, моя белая шерстка была полностью испачкана грязью после того, как Макс столкнул меня в пруд, и я выбрался на крутой, грязный берег. Дядя Лайонел от души отхлестал меня по заднице, а потом за мной прибежал Дариус и потребовал, чтобы я вернулся домой, чтобы он мог разобраться в ситуации. В воздухе витало ужасное напряжение, и Лайонел спросил Дариуса, уверен ли он, что хочет взять на себя ответственность за мои действия. Дариус вытолкал меня за дверь, высоко подняв подбородок и подтвердив, что хочет.

После этого я всегда чувствовал себя неловко рядом с его отцом, хотя Дариус лишь отмахнулся от моих вопросов о том, что произошло после моего ухода, сказав, чтобы я не беспокоился об этом. К счастью, Лайонел всегда работал, и мы редко встречались с ним, даже когда проводили время здесь, в поместье Акрукс. Особенно потому, что в основном мы любили играть на улице в лесу.

Дариус со смехом бросился на меня, повалив меня на землю, а через секунду Макс и Калеб присоединились к нему, придавив меня к подножию кучи. Вскоре мы все уже играли в драки, смеялись и кувыркались в листьях, а тем временем начали падать снежинки, и обещание зимы заставило мое сердце замереть. Я вспомнил о той горе́, на которой родители оставили меня во время Ковки, и с усилием заставил себя сесть прямо.

Дариус сел рядом, обхватив меня за плечи, хотя он не часто бывал очень ласковым.

— Забудь о горе́, — сказал он, словно знал. Он всегда знал.

Я улыбнулся, посмотрел на него и прижался к его лицу.

— Ты больше никогда не останешься один, — поклялся он, и моя улыбка стала такой же яркой, как луна.

Я вздрогнул от воспоминаний, вспомнив, как я поверил в эти слова в тот день, будучи уверенным, что ничто не сможет разлучить нас четверых. Тогда мы казались такими бессмертными. Я не помнил времени без них, и по глупости полагал, что не будет времени, когда их не будет рядом. Теперь я потерял Дариуса, разрушив эту иллюзию и тем самым заставив себя задуматься о том, что я могу потерять еще кого-нибудь из них. Пережить это будет невозможно.

Я нашел бутылку с подзаряженной луной водой и сорвал крышку, выпив ее всю. Она была предназначена для зелий, но мне было плевать, мне просто нужно было, чтобы боль прекратилась. Луна всегда находила ответы, а мгновенный гул в венах отлично заглушал боль.

Я нашел Атлас, установленный в портативной колонке, и мои брови изогнулись дугой. Я неуклюже постучал по экрану, гадая, есть ли у того ублюдка, которому он принадлежит, хоть какая-то приличная музыка. К счастью, похоже, у владельца был вкус, и я выбрал «Bones» — Imagine Dragons, музыка загремела в воздухе и заполнила мою душу.

Я оставил попытки найти подходящее заклинание и решил придумать его сам, взяв пару огненных кристаллов, свечу с черным фитилем, изгоняющий камень и немного молотого лиларока.

Я растопил часть свечи огненным кристаллом, смешивая горячий воск с камнем, пока не получилась густая, чернильная жидкость. Затем я сбросил рубашку, нарисовал созвездие Тельца над своим сердцем и почувствовал поцелуй магии на своей коже. Это будет просто супееер. Это определенно должно сработать.

Созвездие, изображавшее Калеба, кольнуло мое сердце, и я поднял изгоняющий камень, когда тяжелые удары музыки заполнили меня, затем я прижал его прямо к метке, застывающей на моей коже. В этом определенно была хорошая логика. Я собирался использовать камень, чтобы изгнать свою любовь к Калебу, отправив ее куда угодно, только не в сердце, где она постоянно мучила меня. Может быть, я пошлю её в картошку, а потом разобью эту картошку молотком и выброшу кусочки в море. Это должно помочь.

Изгоняющий камень коснулся моей кожи, и в груди вспыхнула боль. Метка была поглощена камнем, и я задохнулся, когда сила заклинания стала погружаться в мое тело все глубже и глубже. Я не понимал, что происходит, и наполовину осознавал, что это может просто убить меня, но было уже слишком поздно.

Раздирающее ощущение кольнуло мой сосок, я посмотрел вниз, обрел здравый смысл и оторвал камень от кожи. Сосок оказался на камне, а кожа на его месте стала гладкой.

— Ах! — в панике вскрикнул я, прижимая камень обратно