Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ОЛЕШЕК, Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ!
Хорошо хоть Катя оставалась на кухне.
Компьютер был так заряжен, что в режиме ожидания на экране появлялась Вета и ее признание в любви. Избавиться от этой картинки Башмаков не сумел, оттащил ноутбук в банк и попросил Тамару Саидовну запереть в сейфе до лучших времен. Гранатуллина, сразу как-то поблекшая после увольнения Ивана Павловича, посмотрела на Башмакова понимающими глазами.
К Восьмому марта, утаив от Кати премию, он купил Вете очень дорогой парфюмерный набор, но, кажется, не угодил, хотя она и выражала бурный восторг. Черт их разберет, этих молоденьких буржуек!
Речь о том, что она должна обязательно побывать у него дома, велась постоянно. Сначала это были лишь полушутливые девчоночьи хныканья, но потом проявилась угрюмая женская настойчивость. Однажды Вета позвонила Башмакову в конце рабочего дня… В банке, надо заметить, они старались видеться как можно реже, разве иногда за обедом в коллективе. На людях Вета старалась больше общаться с Федей, смеясь его дурацким шуткам и кокетничая. И если в это время случайно рядом оказывался Олег Трудович, она, улучив мгновение, молниеносно показывала любовнику язык — мол, вот я какая! Если же у них было назначено свидание на Плющихе, Башмаков выходил из банка, неторопливо проминался вдоль набережной в противоположную от метро сторону до ближайшего переулка, а там его уже дожидался розовый Ветин джипик. О такой конспирации они договорились почти с самого начала, ведь в банке остались Дашкины подруги, поэтому нежелательная информация могла мгновенно улететь во Владивосток и вернуться в Москву лично к Екатерине Петровне. А тогда…
— Тебе же не нужен скандал? — спрашивал Башмаков.
— Нет, конечно, — отвечала Вета, — мне ну-жен ты!
Так вот, она позвонила в конце рабочего дня и сказала твердо:
— Сегодня мы не едем на Плющиху!
— Хорошо.
— Почему ты не спрашиваешь — почему?
— Почему?
— Потому что до тех пор, пока я не побываю у тебя дома, на Плющихе мы встречаться не будем!
— Ну что ж, — вздохнул Башмаков и повесил трубку.
Он уже подходил к метро, когда возле него затормозил розовый джипик.
— Прости, — взмолилась Вета, когда он — не сразу, конечно, уселся в машину. — Я дура…
Был конец марта. Москва наполнялась металлическим ароматом дотаивающих сугробов и живой горечью очнувшихся почек. Башмаковское сердце глухо ухало от вожделения. В тот вечер, должно быть, черепица на Ветиной мансарде подпрыгивала и вставала дыбом.
— Устал? — спросила она и рухнула с него, как убитая амазонка со своего скакуна.
— Устал? — участливо спросила Катя, когда он вечером впал в родную квартиру.
— Проклятый английский, — только и смог вымолвить Олег Трудович.
— А что, на стоянке было лучше?
— Я бы не сказал…
Наконец Башмаков решился. Катя на весенние каникулы уехала со старшеклассниками в Карабиху. И он рассудил, что лучше уж один раз пригласить Вету домой, чем всякий раз, в основном после объятий, выслушивать:
— Сейчас ты поедешь домой, а я…
Олег Трудович заранее предупредил Вету о необходимости соблюдать множество предосторожностей, потому что в доме он живет уже двадцать лет и все его знают как облупленного. Оставив машину у мебельного магазина — так неприметнее, — они по-партизански разделились: Башмаков пошел вперед, а Вета следом. По плану он должен был зайти в квартиру, оставить дверь приоткрытой и ждать, когда минут через пять появится его юная любовница. Если же на лестничной площадке она столкнется, не дай бог, с Калей или кем-то еще, тогда просто сделает вид, будто ищет совсем другую квартиру. Веты не было минут двадцать, и Олег Трудович начал уже переживать.
— Я, кажется, перепутала этажи! — созналась она, появившись. — Здравствуй, Олешек, я соскучилась! — и поцеловала его.
Башмаков вздрогнул, ему померещилось, что это постельное прозвище «Олешек» мгновенно и намертво впечаталось в семейные стены — хоть ремонт теперь делай!
— Ой! — Вета всплеснула руками. — Надо же! До того как папа стал заниматься бизнесом, у нас была точно такая же квартира. И гарнитур такой же! Румынский. «Изабель», да? Мама его кому-то отдала, когда папа ей к свадьбе купил новую квартиру. А почему у тебя только диван? У нас еще стенка была с золотыми колечками на дверцах, журнальный столик и два кресла! Я одно колечко отвинтила, отнесла в детский сад и там променяла не помню на что. Папа та-ак ругался! Такое же колечко изготовить было невозможно. Он даже звонил родителям мальчика, с которым я сменялась, просил вернуть, но мальчик его уже потерял. Так мы и остались без колечка…
Вета с интересом прошлась по комнатам и остановилась у аквариума:
— Рыбки! Боже, я в детстве мечтала об аквариуме! Но мама была против, она говорила, что от аквариума в квартире пахнет болотом. А как называется эта, голубенькая?
— Мраморная гурами.
— А вот этот, с черным хвостом?
— Меченосец.
— А вот этот, с усиками?
— Каллихтовый сомик.
— Какой симпатичный сомик! У него такие же глаза, как у тебя…
— Никогда не думал, что у меня рыбьи глаза.
— Ничего не рыбьи. У тебя глаза умные и грустные, как у каллихтового сомика… Я хочу каллихтового сомика!
— Я тебе куплю.
— Я хочу этого!
Вета продолжала изучение квартиры. Диван, как всегда, был разложен и поверх белья застелен леопардовым пледом.
— Ты здесь спишь?
— Да вот, приходится…
— А я думала, вы спите раздельно.
— Как правило… Катя…
— Она!
— Она теперь спит в основном в Дашкиной комнате.
— В целом и в основном… Я хочу кофе!
— Яволь, майн фюрер! — щелкнул каблуками Башмаков и отправился на кухню.
Когда он вернулся с чашками на подносе, Веты в комнате не было. Он нашел ее на балконе.
— Зачем ты вышла? Соседи могут увидеть!
— Красивая церковь! Как игрушечная… Я обязательно буду венчаться. Ты венчаный?
— Нет.
— Это хорошо.
Они сидели в Дашкиной комнате в недавно купленных велюровых креслах, смотрели на однообразное мерцание электрического камина, на рыбок в аквариуме и пили кофе.
— Ты знаешь, я почему-то думала, у тебя очень большая квартира, с красной мебелью, с настоящим камином, с антикварными вазами и бронзовыми фигурками голых женщин — везде, везде…
— Вот видишь, я оказался скромный и бедный.
— Ты — нормальный. Просто женщины всегда воображают своих мужчин особенными. Самыми лучшими. И когда ты раньше уходил, я фантазировала, что ты уходишь к своему камину и бронзовым нимфеткам. Я ревновала. Не только к твоей жене, но и к квартире с антиквариатом. А теперь мне будет хорошо. Ты, оказывается, уходишь всего-навсего сюда… Значит, ты спишь там, на диване?