Сумма всех возможных углов, под которыми палочка может пересечь линию, деленная на сумму всех углов, под которыми она не может ее пересечь – но как вычислить эту вторую сумму?» – Граф опять засмеялся. – Поутру эти двое, конечно, снова вызвали Венн, и она терпеливо толковала с ними до самого вечера. Я соскучился и ушел к себе, но успел запомнить ее слова: «Задача, которую вы мне поставили, останется нерешенной, пока солнце не встретится с земным шаром и не спалит его. Но предложенный мной ответ человечество будет забывать и вспоминать снова, забывать и вспоминать. И времена припоминания и забвения будут обозначать взлет и упадок цивилизации в той же степени, в какой результат деления ваших бросков близок к величине, которую точно определить невозможно». Я, идя к двери, думал о вещах, которые можно как вспомнить, так и забыть. И впоследствии стал волшебником – подробности, которые могут показаться вам неразрешимой загадкой, я опускаю.

– Вот что ты опустил, батюшка – или просто забыл, – сказала Лавик. – Это причина, по которой дедушка решил свести вместе Белхэма и Венн!

– Не думаю, что нашей гостье это интересно…

– Конечно же, интересно! – настаивала Лавик.

– Она, безусловно, хотела бы знать, – подтвердил Джента.

– Что ж, хорошо… Он хотел, чтобы они придумали, как поднять из воды затонувший город.

– Видишь, он не думает больше, что ты шпионка, – сказала Лавик. – По крайней мере, обращается с тобой так, словно не думает.

– Право же, Лавик… С чего мне думать, будто она шпионка? Она совсем еще девочка, моложе тебя. А город они так и не подняли. Белхэм сдался через неделю; за это время он чуть не свел отца с ума, требуя невиданных денег, а к решению приблизился не больше, чем к постройке крепости, требовавшей укладки побегов плюща на многие мили. «Это невозможно», – заявил он в конце концов; его-де больше занимают другие дела. Но Венн все же придумала способ, и он какое-то время работал. Это целая история, где фигурирует волшебная астролябия…

Прин посмотрела на бухту, где больше не было видно города.

– И астролябия, – сказала она, – и сказка о затонувшем городе, и сказки о богатстве и безумии Олин, и предания рабов, и все знаки, что приводят сюда героев со всего Невериона…

– Героев и шпионов, хотя разница между ними видна не всегда. – Улыбка графа вернулась на место во всей своей лучезарности. – Ты в общих чертах верно описала решение, к которому пришла Венн, хотя к успеху она приблизилась не больше, чем Белхэм, который хотя бы сразу бросил эту затею. Скоро обед. Я рассказал тебе историю этой комнаты, но свой способ Венн придумывала внизу, где мы будем трапезничать. Может быть, там и поговорим о нем?

– Ваш отец хотел поднять город, чтобы завладеть сокровищами, – уточнила Прин.

– Надо полагать, что да. – Граф запахнул полы плаща.

– И герои приходят сюда с мечами в поисках тех же сокровищ?

– Как герои, так и шпионы.

– У шпионов, как правило, не мечи, а ножи, – сказал Джента.

– …которые они прячут под солому, на которой спят, когда их приглашают к обеду, – со смехом добавила Лавик.

Прин казалось, что на двойные мечи граф смотрит пристальнее, чем на обычные.

– Видимо, отец, как и многие знатные южане, думал, что сокровища Неверионы вернут югу былую славу, которая уже и тогда понемногу утекала на север.

– А что же астролябия? – спросила Прин. – К сокровищам должен привести волшебный круг других звезд?

Когда граф кивнул, Прин выпутала цепь астролябии из-под волос и сняла с шеи.

– Вот. Я не шпионка и уж точно не героиня. Возьмите! – Неужели она вправду это сказала? И почему колебалась – из стремления к совершенству или просто из страха? – Захочу нажить состояние – вернусь в Колхари и попытаю удачи на его рынках. У меня есть ключ от Белхэмова замка, я знаю, что вода обладает памятью, я на драконе летала – на что-нибудь да сгожусь. Возьмите.

– Ты отдаешь ее мне просто так? – удивился граф.

– Мне ее тоже просто так подарили. – Бронзовый диск раскачивался на цепочке при свете заходящего солнца. – Мне она ни к чему, я ничего в ней не понимаю – не думала даже, что она на что-то пригодна.

– Дело в том, что… она и мне не нужна! Можешь забрать ее с собой в Колхари, если хочешь. Или подарить кому-то еще. Как бы тебе объяснить… – Граф закашлялся. – Слова пропадают, когда в них больше всего нуждаешься. – Он обвел взглядом пергаменты на стене, словно ища подсказки. – Астролябия служит для того, чтобы заманивать людей в Гарт, но когда сама здесь оказывается, ее работа завершается и должна начинаться сызнова. Попав в родной порядок вещей, она, так сказать, выпадает из него, и сам порядок грозит застопориться без этой важнейшей части.

– Но деньги-то вам нужны? – спросила Прин – тактично, как она полагала, на самом же деле с большим подозрением. – Возьмите. У вас в руках она поможет вам больше, чем где-то еще.

– Помощь, работа, орудия и то, что побуждает людей работать! Я так долго общаюсь с Роркаром и ему подобными, что весь мир для меня стал большой пивоварней. Твоя астролябия – это знак среди других знаков. Да, она имеет смысл, но только в общем порядке, куда входят не только сказки, а такие же инструменты, указывающие путь морякам, и тайны власти на суше, и язык, на котором все это может быть описано.

Прин нахмурилась – то ли с врожденной подозрительностью, то ли просто не понимая.

– В чем же ее смысл? И почему звезды на ней другие?

– Ну наконец-то! – вскричал граф, и даже его лицо на миг стало осмысленным, прежде чем вернуться в привычное благолепие. – Я уж думал, что неверно оценил как твое невежество, так и знания. Некоторые твои поступки, слова и заявления делают тебя существом совершенно иного мира! Ты хочешь знать, как выразились бы Роркар и другие простолюдины на единственно знакомом им языке, которому учили их наши отцы – хочешь знать, работает ли она?

– Можно, я покажу? – В дверях, задыхаясь от бега, стоял Ардра в своем солдатском исподнем. – Я умею! – За ним маячил высокий бритоголовый раб в белой оборке поверх ошейника. – Я видел, как ты показывал это последнему из пришельцев!

– Это было давно, ты не помнишь… – засмеялась Лавик.

– А вот мы сейчас и посмотрим, помнит ли он, – сказал Джента.

Раб переминался в дверях, поджимая босые пальцы – один из них, похоже, когда-то хотел разделиться надвое, но ему помешали, наступив