— Негусто, однако, — заметил Моисеенко и ту же продолжил: — Скажите, а Саша имел какие-нибудь послабления от администрации изолятора?

— От этих извергов добьешься послаблений. Они там вообще зверствуют.

— Почему вы за него заступились, когда блатные хотели его изнасиловать?

— У меня с блатными были свои счеты, ведь они и на меня нападали. Вот когда мы с Александром объединились, нам стало проще. Мы даже спали по очереди, чтобы эти гады не смогли застать врасплох.

— В чем его обвиняют?

— Понятное дело — в попытке убить Шушкеева. Правда, говорил еще что-то о валюте.

— Так, так, — оживился Моисеенко. — Что именно он говорил?

— О том, что следователь задавал вопросы, мол, что он знает о торговле Шушкеевым валютой. Я тогда на это не обратил внимания, не знал, что пригодится.

— А к нему нет претензий по валюте?

— Нет, это Шушкеева за валюту могут посадить.

— А Сашу за что?

— Я же сказал, за удар ножом, — резко бросил Эди, после чего Моисеенко глянул на Марка, который успокаивающе кивнул, мол, такая реакция возможна.

— Вы знаете, кто допрашивает Сашу?

— Следователь, — ухмыльнулся Эди.

— Понятно, что следователь, но от какого он ведомства?

— Ментовский.

— Это Саша говорил?

— Конечно, кто же еще. Он еще жаловался, что мент требует от него сделать заяву на Шушкеева, обещая за это снисхождение по его делу.

— Он не рассказывал, о чем конкретно?

— Нет, да мне это и неинтересно было. Помню, тогда я ему сказал, что следователь может наобещать и не выполнить обещание.

— Сашу часто вызывали на допрос?

— Не чаще других.

— Долго ли допрашивали?

— Так же, как и других, по два-три часа.

— Его не избивали на допросах?

— Этого не было. Что-что, но рукоприкладства со стороны следаков не было.

— Как он себя вел после допросов, не было ли у него некоторой неадекватности в поступках и словах?

— Каждый раз возвращался озлобленным, а насчет адекватности или неадекватности ничего не могу сказать. Каких-либо сдвигов по фазе я не замечал, — хихикнул Эди.

— Хорошо, скажите тогда, в чем проявлялась его озлобленность?

— Матом ругался в адрес своего следователя и надзирателей, которые обзывали его мокрушником, оскорбляли всякими грязными словами, — раздраженно заметил Эди.

— Извините, а что значит «мокрушник»? — спросил Моисеенко, бросив недовольный взгляд на улыбающегося Марка.

— Убийца. Этого только дошколята не знают, — в прежнем тоне заметил Эди.

После чего по рекомендации Марка Моисеенко поменял тему и спросил:

— Эди, можете рассказать, что из себя представляют ваши минские друзья?

— Вы о Юре? — улыбнулся он.

— Не только о нем, но и о блатных и, конечно, о себе впридачу, — уточнил Моисеенко.

Эди, не торопясь, рассказал о Юре и адвокате, а также знакомых из числа блатных. Затем, после напоминания Моисеенко, о своей семье, жизни в Казахстане и на Кавказе. Моисеенко слушал внимательно, иногда задавая уточняющие вопросы, а в конце неожиданно спросил:

— Эди, вы сотрудник КГБ?

— О-о, так меня еще никто не обзывал. Националистом, врагом народа и тому подобное приходилось слышать, но гэбистом еще нет, — рассмеялся Эди, а затем, брезгливо сморщив лицо, заметил: — Я не просто сотрудник КГБ, я Штирлиц.

— В каком звании? — невозмутимо спросил Моисеенко.

— Майор, нет, штандартенфюрер, — бросил Эди. — Ха-ха, от ваших вопросов можно обалдеть, вы это понимаете?

— Понимаю. Но все-таки, где вы учились на чекиста? — взволнованно спросил Моисеенко.

— Ну хорошо, давайте поиграем, — легко засмеялся Эди. — Запоминайте — в Тбилиси. Знаете, там природа… Нет, даже не буду пытаться передать словами. Это невозможно, — мечтательно промолвил он, наблюдая за тем, как недоуменно переглянулись Моисеенко и Марк.

— Он издевается над вами, шеф, — приглушенно обронил Марк, наклонившись к Моисеенко.

— Точнее не можете сказать, где находится здание, где вы учились? — спросил он, сделав знак рукой, чтобы не мешал.

— Без проблем, — ответил Эди, изобразив на лице снисходительную улыбку. — Рядом со стадионом «Локомотив» и институтом иностранных языков. Кстати, там прекрасный бассейн…

— И сколько вы учились? — прервал его Моисеенко.

— Пять лет. И знаете, все эти годы каждое утро кроссы бегал в горы на «Черепашье озеро». Прекрасный вид… рекомендую съездить и посмотреть.

— А чему вас там учили?

Придав лицу серьезный вид, Эди ответил:

— Ну как бы сказать, чтобы вас не обидеть?..

— Дорогой Эди, пожалуйста, не думайте об этом, главное — истина. Так что смело отвечайте на мой вопрос, — пропел Моисеенко, обратив на Марка торжествующий взгляд.

— Всяким хитростям, например, как сбить противника с ног и выиграть.

— Не совсем понятно, не могли бы уточнить? — нетерпеливо попросил Моисеенко, к которому тут же наклонился Марк и шепнул, чтобы тот не форсировал события. То ли послушавшись его совета, то ли сам решив не торопиться, Моисеенко произнес: — Хотя об этом мы можем и позже поговорить.

— Можно и позже, — согласился Эди, — но мне, собственно, и добавить нечего, если не рассказывать, как я на практике все это претворял в жизнь.

— Хорошо, тогда скажите, вы были специально подселены в камеру к Бизенко?

— О-о, это уже становится забавным, — ухмыльнулся Эди и без всяких пауз зло добавил: — Товарищ или кто вы там, я думал, что понимаете юмор. Оказывается, нет. Поэтому вынужден послать вас на хрен с вашими дурацкими вопросами. Нашли тему для игры. Имейте в виду, могу и врезать за оскорбление.

При этом он сделал несколько быстрых глубоких вдохов и выдохов, подвигал при этом плечами, демонстрируя тем самым свое возбужденное состояние, что произвело на его истязателей необходимое впечатление. После чего Марк что-то шепнул резиденту на ухо и подошел к Эди. Прощупал пульс и, пристально заглянув в немигающие глаза, вернулся на место, на ходу кивнув своему шефу, что можно продолжать.

— Эди, Эди, ради бога, извините, — торопливо заговорил Моисеенко, — я не хотел вас обидеть. Даже не предполагал, что вы так остро среагируете на такой простой вопрос. Понимаю, что вы и ваша семья пострадали от гэбистов, а я тут со своими вопросами… но ничего, с кем не бывает. Так что отнесите это насчет моей старости и давайте продолжим наш разговор. Вы согласны?

— Я не возражаю, если перестанете глупости говорить и оскорблять, — несколько спокойней ответил Эди.