— Хорошо, даже не подумаю. Только скажите: Саша достойно держится в камере?

— Очень достойно, — сдержанно произнес Эди. — Александр очень волевой человек, он не склонился ни перед блатными, ни перед администрацией, но страдает от того, что оказался в тюрьме. Считает, что его участь зависит от того, как поведет себя Шушкеев.

— Уточните, пожалуйста.

— Имеется в виду, что если Шушкеев не станет его обвинять и требовать строгого наказания, то ему могут дать небольшой срок.

— Вы с ним обсуждали такие вопросы?

— Обсуждали, но он какой-то схематичный, отчего я не всегда его понимал.

— Что имеете в виду, когда говорите, что он схематичный?

— А то, что постоянно поучал: это сделай так, а это так. Выходит, он чего-то боялся?! Такой вывод напрашивается сам по себе. Даже могу допустить, что он не обо всем мне говорил. Секретничал, что ли? Вот приеду и спрошу, что за секреты он прячет от меня. Пусть выложит, если хочет со мной дружбу вести. Хотя, с другой стороны, на хрена мне его секреты? Лучше я вообще к нему не поеду. Не дай бог, исподтишка пырнет ножом, как и Шушкеева.

— Вы думаете, Саша ранил Шушкеева из-за каких-то секретов? — спросил Моисеенко, никак не отреагировав на последние слова Эди.

— Александр говорил, из-за пьянки, и я ему верю, потому что он очень переживал за свой поступок. Даже просил у него прощения.

— Просил прощения? — удивленно переспросил Моисеенко, глянув на Марка. — Но как это ему удалось?

— В записке, и все дела.

— А как передал?

— При желании и наличии денег из тюрьмы или в тюрьму можно передать не только записку, но и атомную бомбу, — буркнул Эди, вызвав у Моисеенко и Марка искренние улыбки.

— А кто ее передал Шушкееву, он же в больнице?

— Юра, — с гордостью промолвил Эди.

— Он это сделал бесплатно?

— В наше время бесплатно работают только олухи, — прыснул Эди.

— Вы опять правы. Все имеет свою цену. Скажите, а вы могли бы вытащить Сашу из тюрьмы?

— Он же не малява, чтобы положить в карман и вынести за решетку? — в тон ему ответил Эди.

— А если серьезно задаться такой целью?

— Если серьезно, то не знаю.

— Даже если заняться этим за очень большие деньги, подключив своих приятелей из числа блатных?

— Ума не приложу, как это сделать. Надо подумать. Может быть, переговорить со Справедливым.

— Он кто?

— Воровской авторитет. Он сидит в том же изоляторе, что и Александр.

— Интересно, интересно, — заметил Моисеенко. — А вы с ним можете переговорить?

— Это небольшая проблема. Мой адвокат что-нибудь придумает. Проблема в другом — им почти невозможно управлять.

— Деньги он любит?

— К ним у него трепетное отношение, — хихикнул Эди.

— Тогда с ним надо разговаривать на языке денег, — вновь пошутил Моисеенко.

— Это эффективный язык, — весело сказал Эди.

После этого, переглянувшись с Марком, Моисеенко спросил:

— Эди, а вы знаете, что привезли от Бизенко?

— Знаю, Александр говорил, что это редкое лекарство, за которое я получу премию. Но вы, видимо, решили отделаться рестораном и этими странными вопросами. Сами жмотничаете, а Сафинского называете жлобом, хотя он без всяких эмоций ремонт за свой счет сделал в квартире Александра.

— Эди, не волнуйтесь, в Минске вам передадут большую сумму за это лекарство.

— А он говорил, здесь дадут, что-то у вас не срастается. Мне деньги нужны…

— Для чего? — прервал его Моисеенко.

— Хочу спортивный зал построить и тренировать.

— Где же будете строить?

— Вот об этом я еще не подумал. Будут деньги, тогда и решу.

— А разве КГБ вам не платит? — неожиданно спросил Моисеенко, уставившись на Эди.

— А-а, ты, сука, опять о КГБ?! Тогда я тебе иначе объясню, мразь. Ты, скорее всего, сам с гэбистами заодно и пытаешься муде к бороде пришить. Ничего не получится, я и Александра предупрежу, чтобы он подальше от тебя, гнида, держался, — с угрозой в голосе произнес Эди. — Как же я сразу не догадался, что ты паскуда, ведь чувствовал, что хитришь, не за того себя выдаешь, да я тебя на мелкие кусочки порву.

Видя разнервничавшегося Эди, Моисеенко даже отодвинулся от столика и, растерянно посмотрев на Марка, спросил:

— Как объяснишь это?

— Просто негатив в нем глубоко в мозгах сидит, и ваш вопрос, касающийся темы о гэбэ, вызывает бурю протеста.

— Ты не ошибаешься?

— Сомнений нет, — утвердительно ответил Марк, мотнув для убедительности головой из стороны в сторону. — Рекомендую завершать, пока у него нервного срыва не произошло. Видите, как разволновался, даже на «ты» перешел. Представляю, что бы сейчас он сделал, будь не под препаратом. Видел я, шеф, в тот вечер, как он бьет.

Моисеенко прервал Марка и, кивнув в знак согласия, приказал:

— Дай ему чаю из термоса, на главный вопрос мы получили ответ. И скажи: он точно ничего не будет помнить?

— Ничего, все проверено. Через десять минут придет в себя, словно после сна, — отчеканил Марк, доставая из стоящего около кресла чемоданчика небольших размеров термос в кожаном чехле.

«Слава богу, игре приходит конец, а то от напряжения голова и тело одеревенели», — подумал Эди, делая первый глоток теплого, с лимонным привкусом чая из чашки, что поднес к его губам Марк.

«Все, как объясняла Лариса, — пронеслось в его голове. — Надо эти десять минут отдохнуть», — решил он, опуская на глаза ставшие невероятно тяжелыми веки.

— Что с ним? Почему он не открывает глаза? Твои десять минут уже прошли, — услышал Эди голос Моисеенко.

— Спит. Его мозг такую нагрузку перенес, что, не дай бог, испытать подобное когда-нибудь нам с вами, — ответил Марк из глубины комнаты.

— Хватит, будите, не на курорте, — грубо потребовал Моисеенко.

— Предлагаю не трогать еще хотя бы пять минут, они ничего не решают.

— Нет времени, будите, — приказал Моисеенко, после чего Марк подошел к Эди и хотел было к нему наклониться, но, увидев, что тот открыл глаза, остановился и весело произнес:

— Андрей Ефимович, он проснулся.

— Дорогой Эди, вижу, Москва и девочки утомили вас… Я вам рассказываю о том, как мы будем дружить, а вы, как выяснилось, сны цветные смотрите, — смеясь, заговорил Моисеенко, присаживаясь в кресло напротив.

— О чем вы? — промолвил Эди, удивленно озираясь по сторонам и усиленно потирая рукой затылок, который и на самом деле ломило от пережитого напряжения.