Наихудшими в новых городских районах были те трущобы, в которых жили ирландские иммигранты. Они приходили из сельских трущоб, значительно худших, чем самые худшие в английской деревне, и приносили с собой соответственные скверные привычки. Обращение Англии с ирландским крестьянином постоянно приносило свои горькие плоды. Однако худшим периодом в отношении санитарных условий промышленных районов была скорее середина XIX столетия, чем его начало, так как многие из новых домов превратились за это время в трущобы, потому что в течение многих лет их никто не ремонтировал.

Фабричные рабочие, как и шахтеры, теперь были территориально объединены как масса наемников, противостоящая нанимателю, который жил отдельно от них в своем собственном доме в совершенно иных социальных условиях, в то время как при прежней деревенской системе они были рассеяны по фермам по 1-2 или самое большее по 5-6 человек на каждую ферму и находились в тесных и, следовательно, часто в дружеских личных отношениях с их хозяином-фермером, за столом которого холостые рабочие получали свою пищу, приготовляемую женой фермера.

Масса людей, оставляемых на фабриках и шахтах без всякого внимания, еще не имела никакой социальной помощи или развлечений современного типа, которые могли бы заменить им прелести и обычаи деревенской жизни. Они были вне поля зрения церкви и государства; единственной роскошью, которую они могли себе позволить, было пьянство; никто не говорил друг с другом о чем-нибудь, кроме своих бед. Естественно, что они являлись трутом для пламени агитации. Они не имели в жизни другого интереса или надежды, кроме евангелической религии или радикальной политики. Их религиозные и политические интересы сливались воедино, так как многие нонконформистские проповедники сами усваивали иразделяли радикальные доктрины. Но политический консерватизм, с которого началось движение Уэсли, еще не был исчерпан и действовал как сдерживающий элемент. По мнению Эли Халеви, известного французского историка, написавшего для нас историю Англии XIX столетия, власть евангелической религии была тем главным влиянием, которое предохраняло нашу страну от вступления на путь революционного насилия в течение этого периода экономического хаоса и социального пренебрежения.

Но имеется и другая причина, помимо ограничений и утешений влиятельной народной религии, для объяснения умеренности характера и ограниченности успеха радикального движения у поколения, следующего за Ватерлоо. Верно, что это движение проникло в фабричные районы, но фабричные районы были еще относительно небольшой частью Англии. В 1819 году условия фабричной жизни, которые существовали в районе хлопчатобумажной промышленности Ланкашира, не были широко распространены за его пределами, и радикальное движение могло, следовательно, быть временно подавлено бойней на Питерлоо и «Шестью законами» [56]. Будущее заключалось в фабричной системе, но в настоящем значительное большинство английского рабочего класса еще трудилось при старых условиях жизни и в земледелии, и в промышленности, и в сфере домашнего услужения, и в мореходстве. Питерлоо было важным событием, так как это несчастное нападение кавалерии с саблями в руках на рабочих хлопчатобумажных фабрик Манчестера внушило подрастающему поколению англичан отвращение к антиякобинскому торизму. Но жертвы Питерлоо, хотя они были представителями класса, типичного для Южного Ланкашира, не являлись еще типичными представителями трудового населения Англии тех дней.

Мир мистера Пикквика, мир быстрых почтовых карет и первого билля о реформе был переходным миром, соединяющим старую и новую экономическую структуру общества, причем старая еще преобладала. Сельскохозяйственные рабочие и ремесленники из мелких мастерских в течение некоторого времени еще были более многочисленны, чем шахтеры и фабричные рабочие. Существовала также большая армия мужчин и женщин, находящихся в домашнем услужении. В третьем десятилетии века одной женской прислуги было «на пятьдесят процентов больше, чем всех мужчин и женщин, мальчиков и девочек, взятых вместе, занятых в хлопчатобумажной промышленности». Условия труда и оплаты для домашних слуг очень мало изучены экономистами или социальными историками; и действительно, было бы очень трудно их определить, так как они были весьма различны в разных домах, в соответствии с занятием и характером нанимателя.

Другим обширным слоем общества, равно далеким и от фабрик, и от домашней работы, была подвижная армия неквалифицированных рабочих, известных под именем «землекопов», нанимавшихся целыми группами, которые двигались с места на место, роя каналы, строя дороги, а в следующем поколении сооружая насыпи и туннели для железных дорог. На севере в их рядах было большое число ирландцев, но на юге «землекопы» состояли почти исключительно из излишней рабочей силы английской деревни, население которой в этом краю имело меньше возможностей для ухода на фабрики и шахты. Некоторые высокооплачиваемые механики являлись командирами в армии землекопов; они были особенно многочисленны и получали высокую заработную плату, когда шло строительство железной дороги и прокладывание туннелей. Но в целом «землекопы» являлись наименее квалифицированными, наиболее невежественными и наименее оплачиваемыми среди новых промышленных классов. Они были кочевниками нового мира, и их мускульная сила заложила его фундамент.

На противоположном фланге в строю трудового люда находились квалифицированные инженеры и механики. Люди, которые создавали и ремонтировали машины, шли в авангарде промышленного переворота и были его подлинными телохранителями. Они лучше оплачивались, чем их коллеги-рабочие, они в общем были более интеллигентны и взяли на себя руководство развитием технического образования. Они уважались своими хозяевами, которые должны были советоваться с ними и преклоняться перед их техническими познаниями. Они находились на передовых позициях прогресса и изобретательства и радовались тому, что руководят техническим развитием новой эпохи. Такими людьми труда были Стефенсоны из Тайнсайда; в происхождении человека, который изобрел локомотив после того, как самостоятельно научился читать в возрасте семнадцати лет, не было ничего буржуазного.

Просвещение взрослого населения получило свой первый толчок от промышленного переворота в результате стремления механиков к общему научному знанию и готовности более интеллигентной части среднего класса помочь им осуществить это стремление. Бескорыстная научная любознательность была сильна среди лучшей части рабочих севера. С 1823 года общества механиков, основанные в Шотландии доктором Биркбеком, были созданы по всей промышленной Англии. Новый мир не мог довольствоваться лишь классической ученостью, заботливо укрываемой от широких масс в тесной церковной корпорации Оксфорда и Кембриджа. И в жизни общества, которую в те времена нужно было прежде всего изменить таким образом, чтобы люди увидели необходимость образования, эти «полу-Соломоны, полувсезнайки», неукротимые в своем рвении и не боящиеся показаться глупцами перед ученым, если он мог помочь научить невежду, не были столь большим злом.