– Вы хотите сказать, что, кроме вас, в доме никого нет?

– Да.

– И ваш муж знал это?

– О да, – подтвердила я, чувствуя, что и это больше не имеет значения.

– Господи боже, что же он за человек! Если бы я своими глазами не видел вашу фигуру, то сказал бы, что он лишь прикидывается мужчиной.

Он допил потин и со стуком опустил стакан на стол.

– Из этого стакана пил Макгоуан всего полчаса назад, – заметила я.

– Вы сказали мне об этом поздновато. Я уже отравлен!

Мы улыбнулись друг другу. Внезапно мне стало лучше, силы вернулись.

– Я хочу сквитаться с Макгоуаном, – сообщила я.

– Я выпью за это. – Он налил себе еще потина и протянул мне стакан. – Мы оба выпьем за это, – добавил он, и я сделала маленький глоток, совсем маленький – боялась опять поперхнуться, а когда передала ему стакан, Драммонд поднял его и сказал со смехом: – За самого черного из черных протестантов, который когда-либо приходил из Шотландии, – пусть он горит в аду! – Когда я тоже засмеялась, он сказал: – Я когда-нибудь сделаю вам подарок. Вы не будете возражать?

– Какой подарок?

– Длинное веревочное ожерелье с подвешенными к нему интимными частями тела Макгоуана.

Он снова рассмеялся, а самое необычное случилось потом: я рассмеялась следом. Я ничуть не была шокирована его словами. Его предложение с образами, которые оно порождало, было настолько восхитительно абсурдным, что я захихикала, как подросток, и у меня вдруг не осталось никаких сомнений в том, что моя месть состоится. Настроение у меня поднялось. Я даже не помнила, когда чувствовала такой восторг. И хотела только одного: чтобы он остался.

Но он, конечно, не мог. Драммонд должен был уйти.

– Я перед уходом принесу вам какую-нибудь еду. Как мне найти кухню?

Я попыталась объяснить ему, но он перебил:

– Дева Мария, мне понадобится компас, иначе я потеряюсь безвозвратно! – С этими словами он со свечой исчез в холле. Отсутствовал он не более пяти минут, а вернувшись, принес буханку хлеба, полкурицы и кувшин с молоком – все это едва уместилось на серебряном подносе. – Вам нужен дворецкий, – проговорил он. – Я на эту должность не стану претендовать. Какой прок от такого маленького подноса?

– Этот поднос только для визиток.

– Тогда считайте, что я нанес визит и оставил визитку. – Он оглядел библиотеку. – Отличный дом, в таком и королю не стыдно жить. Мне всегда нравилась Кашельмара. – Драммонд налил мне немного молока в стакан, из которого пил потин, а мгновение спустя добавил: – Я сообщу мисс де Салис, что вы здесь одна, и она может прийти с доктором, чтобы все было хорошо. Но обещаю, что вам не будет причинено никакого вреда. Вы уверены, что у вас нет схваток?

Я смотрела на смешливые морщинки в уголках его губ и глаз, но вдруг они пропали из вида, потому что он приблизил свое лицо к моему и мои глаза не успели приспособиться к новому фокусу. Драммонд сидел на кушетке рядом со мной, и я видела только его прямую узкую верхнюю губу, а его ладони осторожно проскользнули мне под затылок.

Я раскрыла губы еще до того, как его рот соединился с моим. Никогда не делала этого раньше, но, правда, и целоваться никогда не любила – поцелуи такие слюнявые и грязные, а потом дерганые и грубые. Но теперь хотела поцелуя, и, к моему удивлению, все произошло так приятно и твердо, что все мое тело расслабилось в его руках.

Мой рот снова оказался свободен. Я почувствовала, как он распрямил спину, и зажмурила глаза, чтобы собраться с силами и проститься с ним. Но он отложил прощание. Опять наклонился ко мне, и я, чувствуя его руки на своих плечах и шее, не могла поверить, что когда-то считала его неотесанным. Драммонд словно знал, какое отвращение вызывает у меня эмоциональное насилие, хотя, конечно, он никак не мог этого знать. Я должна принять меры, чтобы он никогда не смотрел на меня с сожалением или презрением, когда обнаружит, какой я банкрот по жизни.

Слезы затуманили мне взгляд. Он отпрянул от меня, но я чувствовала такую удрученность и смущение, что почти не заметила этого. Когда я смогла снова посмотреть на него, Драммонд уже поднялся на ноги и смотрел на меня сверху вниз.

– Вы плачете, а вы самая отважная женщина, каких я встречал! От слез нет никакой пользы. Если хотите сквитаться с Макгоуаном, то забудьте о слезах. – Он нагнулся и прижал свое лицо к моему. – Желаю вам счастливого разрешения и быстрого восстановления. А когда вы встанете на ноги… – Драммонд помолчал, глядя в мои глаза в нескольких дюймах от его. – Я вас найду.

Он не стал дожидаться моего ответа, вышел из комнаты. Я слышала стук его ботинок в холле, но по-прежнему чувствовала в себе силу и больше не боялась оставаться в доме одна. Выпила немного молока, съела хлеба и куриного мяса, а спустя какое-то время вспомнила, что винила Драммонда в смерти Маргарет и убеждала себя в том, что один только его вид вызовет у меня отвращение.

Прошло пять часов, прежде чем расстроенная Маделин приехала с доктором Кагиллом, но я не возражала против долгого ожидания. Лишь лежала на кушетке в библиотеке и думала о Максвелле Драммонде, а вспоминая обещанное им ожерелье, чувствовала, как мои губы искривляются в непроизвольной улыбке.

1

Макгоуан исчез. Они с Патриком пробрались через горы в Эрифф-Вэлли, где тот сел в первый проходящий экипаж до Уэстпорта, а Патрик с конем Макгоуана поехал в другую сторону – в гостиницу в Линоне.

Слуги потихоньку вернулись в Кашельмару. Маделин, которая решила остаться со мной, пока не минует опасность выкидыша, устроила слугам такую взбучку, что они все заплакали от стыда, затем послала их всех на мессу в Клонарин исповедоваться. Одному из слуг поручили после мессы отправиться в Леттертурк за Джорджем.

Джордж рассказал, что Клонах-корт полностью разрушен, а дом старшего Макгоуана разнесли так, словно там поработала стенобитная машина. Хью днем раньше отослал отца в Голуэй, так что старик находился в безопасности, а капитан воинской части приехал в Кашельмару и доложил, что его люди получили многочисленные ранения.

Прибыла полиция, чтобы арестовать бунтовщиков, но Джордж отказался это делать. Один Господь знает, что может случиться, если еще, помимо выселений и стрельбы, произвести аресты. Лучше дать ситуации затихнуть самой по себе, прежде чем предпринимать дальнейшие шаги.

– Мы должны думать о здоровье Сары, – объяснил он Маделин. – Нельзя рисковать новыми бунтами в Кашельмаре.

– Я никогда не думала, что Джордж будет настолько благоразумен, – сказала мне Маделин впоследствии. Сама она порицала выселения и много раз советовала Патрику не прислушиваться к рекомендациям Макгоуана.

– Патрик, прямо скажем, необъективен, когда дело касается Макгоуана, – заявил Джордж.

– Мы не будем говорить об этом в присутствии Сары, – потребовала Маделин.