Но хотя после Пасхи он продемонстрировал свою армию в полной боевой готовности под стенами парижан, гарнизон даже не пошевелился. Дофин был мудрее своих лет. Прождав четыре дня, когда герольды посылали вызов за вызовом, Эдуард вновь был вынужден отступить. Ибо, так как апрель был таким же холодным, как и май, не было фуража для лошадей и только благодаря «свободным компаниям» люди еле-еле были обеспечены едой. Единственным выходом для него было искать местность с более мягким климатом на юго-западе в долине Луары или Бретани, где можно было бы сделать новые запасы для армии, пока он будет в состоянии начать осаду Парижа этой осенью. Однако ему пришлось вынести не только зиму, даже теперь, в первый день отступления, 13 апреля, надолго запомнившееся как Черный Понедельник – «отвратительный день, полный тумана и града, настолько холодный, что многие умерли, сидя в седле» – ледяной шторм обрушился на армию, и они вынуждены были бросить много повозок. Две недели спустя, уже по пути к Луаре в Шартр, гроза с градом величиной с голубиное яйцо, нанесла армии такой же ущерб, как если бы на них кидали каменные ядра: «Такая буря грома, молнии и града, что, казалось, наступил конец света». Беспомощные в своих латах, говорят, что в тот день молнией было убито больше рыцарей, чем погибло при Креси и Пуатье вместе взятых. Именно этот шторм, как говорит один хронист, явился причиной того, что английский король «направился к церкви Богородицы в Шартре и поклялся перед девой Марией, что примет условия мира».

Даже отступая, Эдуард делал попытки вызвать французов на бой. «Некоторые рыцари из свиты герцога Ланкастера, – писал Гай Хетонский, – переодетые в бригандов или мародерствующих солдат, без копий, ехали, делая вид, что у них нет оружия, чтобы заставить врага напасть на,них... Некоторые... довели свой маскарад до такой степени... что они попали в беду и были взяты в плен». Именно при таком нападении в начале того года молодой оруженосец по имени Джеффри Чосер, из свиты принца Лайонела Кларенского, был взят в плен, и затем выкуплен за 16 фунтов вместе с другими офицерами королевского двора.

Но если Эдуарду не удалось короноваться в Реймсе и довести дофина до еще одного Креси, французы, в свою очередь, больше не могли продолжать войну. Почти все, что угодно, казалось лучше, чем эта неопределенная продолжительность войны, ибо, пока оставались англичане, страна не могла самостоятельно избавиться от бригандов, а также несчастий и анархии, которым они являлись причиной. Даже перед тем, как Эдуард высадился в Кале, Ноллис предложил ему услуги своей «большой компании» и ему вернули милость, и после этого по всей Франции он и ему подобные продолжали свои гнусности.

Таким образом, в конце апреля в лагерь Черного Принца в Шартре прибыли послы. На этот раз они были готовы признать принцип, за который Эдуард боролся почти четверть века – полную независимость его французских доминионов. И благодаря своему печальному опыту в ту зиму и умиротворяющему влиянию Ланкастера англичане наконец были готовы к резонным решениям. «Мой господин, – сказал старый мудрый герцог, по преданию, – эта война, которую вы ведете, возможно, замечательна для всех ваших людей, но она не так благосклонна к вам самим! Если вы будете упорствовать, она будет последним делом в вашей жизни, и мне кажется сомнительным, что вы достигнете свои желаний. Вы напрасно тратите свое время».

Переговоры начались 1 мая в деревне Бретиньи. Неделю спустя, «восемь дней в прекрасном месяце мае, – как говорит об этом герольд Чендоса, – когда птицы оправились от ужаса», были объявлены условия временного договора. По ним Эдуард отказывался от своих претензий на французский престол, а также на Нормандию, Анжу, Майн, Турень, Бретань и Фландрию. Он также обещал отдать все замки и города, которые принадлежали ему в этих провинциях. Взамен он должен был получить в безусловное владение, свободное от суверенных прав французского короля, Кале, Понтье и всю Аквитанию – почти четверть Франции. Она включала Лимузен, Ажене, Ангумуа, Пуату, Перигор, Керси и Руэгр, а также города Лимож, Пуатье, Ангулем, Кагор, Тарб и Ла Рошель, центр европейской торговли солью. Франция также согласилась заплатить все 300 тыс. крон золотом в качестве выкупа за своего короля в шесть приемов, первый взнос должен был гарантировать его освобождение в обмен на заложников королевской крови. Франция должна была разорвать союз с Шотландией, а Англия с Фландрией. Вопрос о бретонском наследстве оставался открытым. Были также обеспечены условия для подданных обоих государств обучаться в университетах обеих стран.

* * *

Утром 29 мая 1360 года Эдуард и Черный Принц вернулись в Вестминстер, после того как неслись галопом всю ночь из Рая. Это был день звона колоколов, молитв и праздников. Эдуард лично объявил хорошие новости своему королевскому пленнику. «Вы и я, – провозгласил он, – теперь, благодаря Господу, находимся в полном согласии». Спустя пять недель, после трех с половиной лет плена король Иоанн покинул его в Элтемском дворце. Но по прибытии в Кале он вынужден был вновь находиться под стражей еще три месяца из-за задержек в исполнении условий временного договора. Даже когда 25 октября оба короля формально ратифицировали договор, преклонив вместе колена перед алтарем церкви Св. Николая и поклявшись в вечной дружбе, передача территорий еще не была завершена, население Ла Рошели оказалось особенно строптивым, что касается подчинения другому сюзерену. Впоследствии как отказ Эдуарда от претензий на французский престол, так и отказ французского короля от претензий на оммаж были выпущены из договора и оставлены для специальных ратификационных писем, которыми должны были обменяться позднее. С этого момента началось огромное количество проблем, хотя ничего, казалось, их не предвещало, по крайней мере со стороны англичан. Трое сыновей французского короля сопровождали Эдуарда назад в качестве заложников, но впоследствии были освобождены под честное слово в обмен на обещание еще 200 тыс. крон.

Ибо английский король чувствовал, что он может себе позволить благородство. На пятидесятом году своей жизни он получил от Франции все, что хотел, – военную славу, превосходящую даже все его романтические мечты, и доминион, состоящий из территорий, гораздо больших тех, которые он унаследовал. Он виделся как иностранцам, так и своим собственным подданным, самым победоносным, рыцарственным и великолепным королем христианского мира – казалось, что король Артур принял его облик. Сохранился его портрет тех времен, нарисованный современным хронистом, «его лицо, сияющее подобно облику Господа, так что зреть его или грезить о нем облекалось в радостные картины». Никогда еще, за исключением небольшого периода времени после падения Кале и до Черной Смерти, Англия, так не процветала. Ее знать и общины – рыцари, свободные землевладельцы и купцы – объединились под сенью своего суверена и под твердой рукой его рассудительного канцлера и бывшего казначея, Уильяма Эддингтонского епископа Уинчестерского, управление государством осуществлялось более ровно, чем когда-либо.