Сплоченные боевым товариществом, пятнадцатилетним периодом побед и блеском королевских турниров и пиров, достойных короля Артура, магнаты сделались единой семьей под главенством своего короля. Даже свирепые Деспенсеры и Мортимеры Марчские, которые тридцать лет назад затравили друг друга до смерти, теперь стали братьями по оружию и товарищами по рыцарскому Ордену Подвязки. Провозглашенный впервые, когда Эдуард получил всю полноту власти в день своего восемнадцатилетия, его идеал делового партнерства между ним и знатью был победоносно реализован. Царствования его предшественников были полны раздоров между короной и магнатами. Король Иоанн умер затравленным и доведенным до отчаяния человеком из-за постоянных вооруженных выступлений своих баронов, Генрих III был взят в плен де Монфором, и даже Эдуард I, самый могущественный монарх своего времени, вынужден был позорно капитулировать перед своими лордами, которые создали дерзкий De Tallagio non Concedendo. Все это случилось после двадцати трагических лет раздоров, поражений и национального позора времен царствования собственного отца Эдуарда, закончившегося революцией и цареубийством. При этом на протяжении целого поколения победитель при Креси достиг полной гармонии со своей знатью. Он не пытался господствовать над ними подобно первому Эдуарду в последние годы царствования, но руководить ими. Желая не ослаблять их, а наоборот, благодаря своему благородству, богатству и силе, он привязал их к себе посредством любви и преданности. Для людей этого времени, хорошо помнивших участь его отца, это казалось почти чудом.

Это партнерство основывалось не только на устарелых феодальных узах, внутри которых содержался неразрешимый конфликт по поводу прав и обязанностей вассалов и их лордов, но на концепции государственной монархии, при которой магнаты участвовали, подобно рыцарям круглого стола короля Артура, в достижениях и славе своего суверена. Именно здесь боевое товарищество короля, лордов, рыцарей и йоменов представляло весь народ. Преданность и несение определенных обязательств по отношению к короне, вытекавшее из данной концепции, были закреплены Актом о Государственной Измене 1352 года, введенного по просьбе как Лордов, так и Общин. По этому закону изменником признавался тот, кто замышлял или предполагал умерщвление короля, его супруги или наследника, который начал войну против него или оказывал помощь его врагам, кто подделал его печать или монету, или убил его канцлера, казначея или главного судью «при исполнении служебных обязанностей». Освободив себя от своих собственных обязанностей по принесению оммажа за свои французские доминионы, Эдуард, в отличие от своих предшественников, мог позволить объявить изменой любое действие своего подданного, связанного с ведением войны против короны. При этом статут защищал не только короля и его министров, но и подданных от быстрых политических процессов предыдущего царствования, в которых, на основании «узурпации» королевской власти, противники монарха произвольно приговаривались к смерти за подразумеваемую измену. Ни один человек, как указывалось в акте, не должен был страдать от наказания за измену, сильно отличающуюся от уголовного преступления или другого правонарушения, или просто за «открытое или тайное выступление на коне во главе вооруженных людей против какого-либо другого человека, чтобы убить, ограбить или захватить его в плен и держать до тех пор, пока тот не уплатит выкуп». Также не должен быть вынесен обвинительный приговор по какому-либо обвинению в измене, если такая измена не оговорена в акте, кроме как по объявлению ее таковой актом парламента.

Однако казалось, что в Англии не может быть каких-либо изменников, поскольку она при своем «милостивом короле» наслаждалась долгим периодом внутреннего спокойствия, как никогда в своей истории. «Провозвестник мира в своем народе», вот как эпитафия описывает Эдуарда в Вестминстерском аббатстве[403], и именно таким его подданные и видели его. Были времена, когда самая большая угроза власти суверена в Англии и миру его королевства исходила от его собственных сыновей; первый Плантагенет был изведен ими до смерти. Сыновья Эдуарда были преданны ему. Существенной частью его политики государственного умиротворения являлось женить их на наследницах крупных феодальных фамилий. Из четырех выживших младших сыновей старший Лайонел Антверпенский был помолвлен с единственным ребенком графа Ольстера, Уильяма де Бурга, который также представлял по женской линии крупный дом маркграфов – дом Клэров. Вскоре после заключения договора в Бретиньи молодого принца послали управлять Ирландией, поставив перед ним двоякую цель: защитить доходы с огромных, но больше иллюзорных в наследственном отношении, поместий его собственной жены, а также восстановить порядок в этой неспокойной стране, которая с той поры, как она была захвачена Брюсами после Бэннокберна, находилась в состоянии анархии, но большей, чем обычно. Его младший брат, Джон Гонтский, заключил еще более блестящий брак со своей кузиной Бланкой, дочерью и сонаследницей Генриха Ланкастерского. После смерти последнего, а вскоре после него и второй сонаследницы, он получил все наследство Ланкастеров, включая графства Ланкастера, Дерби, Линкольна и Лестера. Спустя годы на свое пятидесятилетие Эдуард сделал его герцогом Ланкастера, а его брата Лайонела – герцогом Кларенса. В то же время он возвел своего четвертого сына Эдмунда Ленглийского в достоинство графа Кембриджа. Самый младший сын, Томас Вудстокский, которому было тогда еще восемь лет, женился позднее на старшей сонаследнице состояния последнего из рода Боэнов графов Херефорда.

При этом в своей матримониальной политике король претерпел одно, но очень больше разочарование. Старший сын, принц Уэльский, которому теперь было тридцать – герой Пуатье и любимец народа – оставался холостяком. Желание Эдуарда, женив его на наследнице графа Фландрии и Бургундии, гарантировать в пользу корону наследование двух богатейших французских провинций, не отвечало идеям самого принца. Подобно многим другим он долгое время был поклонником своей кузины Джоанны Кентской, в честь чьей голубой ленты, оброненной на балу, был назван Орден Подвязки, и которая являлась героиней такого скандала двенадцатилетней давности, когда ее брак с графом Солсбери был объявлен недействительным и она вышла замуж за лорда Холланда. Смерть Холланда в ноябре 1360 года оставила ее тридцатидвухлетней вдовой с двумя детьми. Спустя шесть месяцев, к ужасу своих родителей, принц объявил о своей помолвке с ней. Их поженили той же осенью в церкви Св. Георга в Виндзоре, благодаря папскому разрешению – ибо они были двоюродными братом и сестрой – так как папе дали понять, какой ожидается скандал в случае его отказа.

Осень 1361 года принесла Англии и ее королю еще большие проблем, чем брак наследника. В августе вернулась чума. До того как прекратиться в следующем мае, она унесла весь цвет другого поколения. На этот раз она была менее разборчивой, забрав трех героев – «доброго герцога» Ланкастера, графа Херефорда и Лорда Кобема – и четырех епископов, включая епископа Лондонского. В этот раз особенно беспощадной чума была к детям; ее стали называть «детская смерть», чтобы отличить от предыдущей. Пока она свирепствовала, 15 января 1362 года страшная буря обрушилась на страну. «Ужасная, беспощадная и жестокая», – написал неизвестный автор на стене Эшуэлской церкви, – «несчастные люди выжили, чтобы засвидетельствовать это, а в конце наступил жестокий ветер с May русскими грозами во всем свете»[404].