Как попытку установить примат техники можно было бы расценить то, что Гитлер, передавая посты [Фрица] Тодта [Альберту] Шпееру, настоятельно посоветовал молодому архитектору придерживаться испытанного метода и прежде всего в вопросах вооружений привлекать в первую очередь «технарей». В конце июля 1942 г. Гитлер даже дал согласие на то, чтобы было представлено постановление, согласно которому в наблюдательные советы военно-промышленных компаний разрешалось привлекать не более 20–30 % представителей банковской сферы или юристов, в то время как основную часть должны были составлять эксперты из сферы промышленности[1459]. Хотя в таких предписаниях и в приведенных выше высказываниях находит выражение то, что Гитлер осознавал важность техники и технарей для ведения современной войны, следует отметить, что независимо от военных соображений он был заворожен возможностями техники применительно к будущему. Так, он упорно придерживался своего проекта автобанов, хотя военные неизменно скептически оценивали его военную полезность[1460]. Когда он во время своих застольных бесед 18 июля 1942 г. рассказал о том, как «сильно ему запали в душу автобаны»[1461], то у него, как справедливо заметил Людвиг, это было связано «несомненно, не с возможностью провала агрессивной военной политики, а с поздними проявлениями технических и творческо-оформительских интересов времен собственной юности»[1462]. Его восхищение по поводу возможностей техники проявилось уже во время его предвыборных поездок в 1932 г.: Гитлер во время избирательной кампании был первым из ее участников, совершавшим поездки для своих выступлений на самолете, что широко обыгрывалось нацистской пропагандой. Даже в своих вечерних застольных беседах во время войны он категорически заявлял, что если сравнивать с морскими кораблями, то будущее безусловно принадлежит самолетам[1463]. А 13 июня 1943 г. он высказал пророчество — тоже в одном из своих вечерних монологов в главной ставке фюрера: «Сегодня техника пока еще находится в преддверии колоссального развития»[1464].

Именно в таких высказываниях проявляется коренное противоречие между гитлеровским модернистским мировоззрением и антимодернизмом многих представителей того течения тех времен, которое известно как «консервативная революция». В отличие от Гитлера многие сторонники этого направления придерживались мнения, что в ХХ в. классическое время эпохальных изобретений якобы закончилось и человечество может, по существу, лишь выжимать до конца то, что дали известные технические решения[1465]. Мировой экономический кризис представлялся выражением того факта, что развитие промышленной техники в принципе завершилось — как явные признаки этого представителями этого направления расценивались перепроизводство и массовая безработица[1466].

Правда, Гитлеру удалось использовать это направление в своих целях и задействовать такого рода антимодернистские мотивы для борьбы с «системой», не отождествляя себя, однако, по-настоящему с их содержанием. Это привело представителей таких течений к глубокому разочарованию. Примером тому может служить Вернер Зомбарт, который еще в 1934 г. со скептицизмом отмечал, что среди национал-социалистов «очень даже многие еще не осознали демоническую природу техники и верят в нее и ее чудеса, а значит, и в вечный прогресс»[1467]. И действительно, Гитлер был вовсе не одинок в своем восхищении в отношении техники. Ведущие национал-социалисты, такие как Фриц Тодт, Роберт Лей, Йозеф Геббельс и Альберт Шпеер, яростно выступали против антимодернистских и антитехнических тенденций и разделяли с Гитлером веру в возможности технического прогресса[1468]. В свете такой преимущественно положительной оценки современной техники в Третьем рейхе неудивительно, что критике Зомбарта был немедленно дан отпор в рецензии газеты «Народный наблюдатель»: «Отношение национал-социализма к технике ни в малейшей степени не идентично отношению к ней Зомбарта. <…> Для нас современная техника — это порождение нордического духа. Она выражает силу нашего рода человеческого»[1469]. Нонненбрух, редактор экономического отдела газеты «Народный наблюдатель», констатировал в 1939 г.: «Сопротивление технике провалилось, потерпев столь сокрушительное поражение, что у тех, кто продолжает лелеять его, нет иного выбора, кроме как и самому провалиться»[1470].

Однако не только отношение к технике разделяло национал-социалистов и представителей антимодернистских течений, которых часто причисляли к «консервативной революции». Мы показали, что сам Гитлер вполне положительно относился к понятию исторического «прогресса», что он не только разделял веру в прогресс, но и яростно защищал ее от внутрипартийной критики. В этом заключается принципиальное отличие от «консервативной революции», которую Армин Молер интерпретирует как выражение «отрицания прогрессивного мышления»[1471].

Тот факт, что национал-социалисты сумели вовлечь в созданную ими коалицию всех недовольных, также и те антимодернистские течения, которые обосновывали свое неприятие капитализма обращенной в прошлое критикой цивилизации, и это привело к тому, что они превратно поняли национал-социализм как реализацию своих собственных целей[1472]. И было бы продолжением этого ложного понимания, если цели Гитлера смешивать с антимодернистскими утопиями этих сил. Был только один пункт, в котором Гитлер видел оправданность этой тенденции, критикующей цивилизацию, и это была ее критика разрушения природы.

б. Гитлер о разрушении окружающей среды как следствии индустриализации

Систематизируя критику Гитлером последствий промышленного развития, можно выделить два основных выдвигаемых им возражения: 1. Социальные последствия индустриализации (появление промышленного пролетариата, который не был интегрирован в общество). Однако вину за это Гитлер возлагал не на индустриализацию как таковую, которую он оценивал положительно, а на буржуазию с ее жаждой наживы[1473]. 2. Отрицательные экологические последствия индустриализации, т. е. разрушение окружающей среды.

Поскольку первый пункт мы уже подробно разобрали, обратимся теперь ко второму пункту, который занимал определенное место в застольных беседах Гитлера. А вот в его публичных выступлениях вопросы охраны окружающей среды почти не присутствовали. Гитлер лишь несколько раз скептически высказался о внесении удобрений в почву и о последствиях этого, а необходимость приобретения нового жизненного пространства он обосновывал в том числе и тем, что дальнейшая интенсификация обработки почвы уже перестала быть приемлемой. В речи 14 ноября 1940 г. он заявил: «Те урожаи, которые мы получаем благодаря нашей земле, — это что-то невообразимое, правда, мы не знаем, как долго земля еще будет их давать. Мы раздражаем ее всеми мыслимыми искусственными веществами. А ведь мы даже не знаем, полезно ли это для нашей собственной жизни, но мы раздражаем ее искусственными удобрениями и тому подобным и предпринимаем попытки выжать столько, сколько возможно»[1474].

В застольной беседе 5 июля 1941 г. Гитлер говорил об ограниченности природных ресурсов: «Он считает, что нефть все еще есть в тысяче мест; про уголь, по его словам, мы знаем, как уменьшаются его запасы: образуются каверны; что касается нефти, то мы не знаем, не заполняются ли снова полые пространства из резервуаров, для нас невидимых. Человек, как он считает, пожалуй, самый опасный микроб, какой только можно себе