– Здравия желаю, господин капитан! – козырнул Ной.

Капитан медленно окинул взглядом Ноя, как будто впервые видел:

– Здравствуйте, хорунжий. Отдохнули?

– Слава богу.

– Как настроение?

– Помаленьку перемежаюсь.

– «Перемежаюсь»? – уставился капитан. – Любопытно! Вы хоть знаете, что произошло за эти дни?

– Никак нет, господин капитан. Пребываю в полной неизвестности.

Капитан покачал головой:

– «Пребываете»! Удивительный вы человек! С вами не пуд соли надо сожрать, а вагон, чтобы приблизительно понять, что вы из себя представляете, «перемежающийся». Точное слово.

Ной, по своему обыкновению, слушал и помалкивал. Это его не касается – все эти выводы и рассуждения.

– Хорошо, что вы эти дни «перемежались», – продолжал капитан. – Офицеры-монархисты должны были устроить вам за Гатчину и совдепию публичную казнь.

– Господи помилуй! Или я утаивал? – дрогнул Ной.

– Если бы сотнику Бологову по приказу Каргаполова удалось вас схватить позавчера, вы бы наверняка «перемежались» теперь на том свете.

Ной прикусил язык: капитан Ухоздвигов резал под каблуки. До чего же въедливый, дьявол! А чем-то встревожен, это чувствуется по голосу, и – зол, зол!..

– Отойдемте от крыльца, – позвал капитан, и голос-то у него тугой, как закрученная пружина.

– Как ладите с миллионершей Юсковой?

– Да никак. Я ее всего два раза видел.

– У вас есть брат Иван?

– Есть, – сразу ответил Ной; капитану все известно!

– Он жил за Качею в доме Ковригиных?

И это знает капитан!..

– Проживал.

– Разумеется, вы знаете дом Ковригина. Слушайте внимательно. Жеребец ваш здесь? Хорошо. Это, оказывается, жеребец скитского бандита, который шел с Сотниковым на Минусинск. Хорошо, что товарищи успели расстрелять эту вонючую пакость, о чем вы мне почему-то не сказали. Ну, ладно. Сейчас же оседлайте жеребца и мчитесь к дому Ковригиных. В их бане только что мылись большевики – Машевский и с ним еще двое растяп! Предупредите, чтоб духу их в доме не было! И ждите меня на мосту. Задание ясно?

У Ноя по заплечью мороз драл. Вот оно как взнуздал. Обратного хода не будет, и это враз уяснил.

– Ясно, господин капитан.

– Выполняйте! Где у вас шашка и револьвер? Непременно возьмите.

Капитан пошел из ограды. Ной, не раздумывая, забежал в дом, встретил внизу Аглаю, попросил передать Дуне, что капитан не мог зайти в дом, взял шашку (револьвер у него был в кобуре на брючном ремне под кителем) и в конюшню. Не прошло трех минут, как вывел он за калитку Вельзевула, увидел за углом дома пару лошадей, впряженных в пролетку, и капитана, махнул в седло и помчался к дому Ковригиных, пребывая в крайнем недоумении. Вот так капитан! Кто же он, знать бы! Одно совершенно ясно: если он, Ной, ненароком выдаст этого опасного капитана – жить ему с локоток, не больше. Вот уж времечко, господи прости! И люди таятся от людей, и звери – от зверей!..

Ной домчался до дома Ковригина; по второму этажу горел в окнах свет. Спешился у ворот и забарабанил кулаком в калитку – собаки всполошились. На стук прибежал сам Ковригин, выглянул в глазок калитки:

– Господин хорунжий?

– Слушайте! Незамедлительно пущай уйдут от вас Машевский и те двое, которые мылись с ним в бане. Незамедлительно!

– Господи, господи! – простонал Ковригин, и Ной слышал, как он побежал по ограде и затопал по приступкам на веранду. Не задерживаясь, Ной сел в седло и отъехал на ту сторону моста, остановился, а у самого мороз по коже. Минуты через две из ограды Ковригина выскочили трое мужчин. – Ной узнал по фуражкам, и за ними женщина в платке. Женщина остановилась и посмотрела на него. Прасковья Дмитриевна, наверное. Все четверо скрылись улицею в сторону темнеющего юдинского сада.

Капитан Ухоздвигов ехал в пролетке по Благовещенской. Вместе с ним старший урядник Сазонов и протодиакон Сидор Макарович, выследивший-таки «изверга рода человеческого» Машевского. Пробрался тайком в огород и пролежал там до того, как увидел возле бани сперва племянницу Прасковью – приходила с матерью кутать баню, а вскоре прошли мыться двое в кожанках с Машевским. Тут Сидор Макарович не мешкая побежал в контрразведку к самому капитану. Выслужился, раб господний!

– Надо бы поспешать, господин капитан, – попросил Сидор Макарович.

– Гони, урядник! – прикрикнул капитан, и Сазонов, хлестнув бичом коней, погнал их быстрой рысью по Благовещенской. Доехали до Архиерейского переулка.

– Остановись! – попросил капитан. – Тебе приходилось, урядник, арестовывать опасных большевиков?

– Ни в жисть не арестовывал.

Капитан сказал:

– В таком случае от тебя не польза, а помеха может быть. Я их сам возьму. А ты, голубчик, иди отдыхать. Да предупреждаю: если скажешь кому про данную операцию, голову потеряешь. Тайные дела контрразведки – смертельные тайны. Никому ни слова! Ясно?

– Так точно, господин капитан. – Сазонов рад был освободиться от подобной операции. Большевиков брать не дай-то, господи! Помнит их по девятьсот пятому году. Немало атамановских казаков скопытилось тогда в Красноярске, да и самого Сазонова слегка скобленули.

– Сидор Макарович! Берите вожжи, гоните. Дорога вам знакомая.

Завидев огни в доме шурина, Сидор Макарович обрадовался:

– Кажись, застанем. Чаевничают, должно, после баньки.

Ной чуть отъехал в сторону, давая дорогу пролетке.

– За нами, хорунжий! – зыкнул капитан.

У ворот капитан спрыгнул с пролетки, достав из кобуры парабеллум, постучал им, оглянувшись на хорунжего:

– Револьвер держите на изготовку!

Под надрывный лай кобелей кто-то подошел к воротам, окликнул:

– Кто такие?

– Контрразведка! – ответил капитан. – Без шума! Открывайте ворота. Быстро!

Загремел замок, скрипнула в петлях перекладина, и старик Ковригин распахнул сперва одну, потом другую половину окованных железом ворот.

Сидор Макарович заехал в ограду, а за ним Ной провел Вельзевула.

В две глотки надрывались кобели, гремя цепями по проволоке.

– Уймите собак, хозяин! – приказал капитан.

На веранду кто-то вышел.

– Кто там приехал, отец? – Ной узнал голос Василия.

– Гости! – опередил Ковригина капитан, и к Сидору Макаровичу: – Идите следом за хозяином. А вы, хорунжий, за ним. Смотреть внимательно.

Хотя хорунжий и знал, что в доме Машевского с товарищами нет, но настроение у него было отвратное. Нет, это не как в Гатчине! Там все было определенно и Петроград со Смольным под боком!.. А тут… сам черт не разберет. Тайные замыслы капитана ему были неизвестны, да и вообще не по натуре были Ною всякие тайны, привык жить открыто, без вранья. Но теперь, при белых, с открытой душой не проживешь – душу выдернут прочь!