международным фестивалем, посвященным 100-летию «Весны священной» Игоря Стравинского, и сменой генерального директора.

Об отставке Анатолия Иксанова и назначении Владимира Урина писали достаточно много и чаще всего справедливо. Несмотря на очевидную неизрасходованность бюджетов, выделенных на «черный PR», направленный на полную дискредитацию предшествующего руководства, в целом уважающие себя СМИ были объективны. Уже сейчас ясно, что «эпоха Иксанова» войдет в историю не только успешно завершившейся строительной эпопеей, но и как время творческого созидания, которое принесло важные многообещающие результаты. Большой театр любит публика, о чем свидетельствуют заполненные залы на спектаклях разных эстетических направлений, у него есть международное признание, в его стенах в первое десятилетие 2000-х сформировались не только первоклассные артисты балета и оперы, но и два ярких лидера мирового культурного ландшафта – Алексей Ратманский и Дмитрий Черняков. Возвращение в театр Юрия Григоровича, сохранение Маквалы Касрашвили в качестве руководителя оперной труппы, приглашение для постановок лучших представителей постсоветской режиссуры и ярких дирижеров, сотрудничество с крупнейшими музыкальными театрами мира, молодежная программа – все это обеспечило театру творческую устойчивость и в сохранении великой классики, и в достаточно рискованных экспериментах с каноническими произведениями русского музыкального искусства, и в обращении к наследию модернизма XX века. Качество любого художественного организма определяется не только его высшими достижениями, но и той планкой, ниже которой он не может опуститься. В сегодняшнем Большом театре рядовой спектакль мало чем отличается от премьерного по качеству исполнения, по количеству и настроению публики. Разумеется, в Большом театре есть все проблемы, которые существуют в творческих коллективах такого масштаба. Но они куда меньше, чем это кажется со стороны.

Если придерживаться консервативной стратегии управления, то Владимир Урин может, разумно используя нынешние ресурсы театра, продержаться на них в обозримом будущем никак не меньше трех-четырех лет. Но поскольку Владимир Георгиевич – человек с огромным театральным опытом, он прекрасно понимает, что в творчестве невозможно просто стоять на месте, – движение не просто необходимо, но неизбежно. Весь вопрос в том, вперед или назад.

Только поверхностным наблюдателям может показаться, что при нынешних трех сценах значительно проще сформировать репертуар, равно ублажив традиционалистов и сторонников современного музыкального искусства. Вроде бы все просто: на главной сцене – монументальная оперная и балетная классика, новая – пространство эксперимента, рождения новых произведений и новых имен, наконец, Бетховенский зал – место для концертных программ не только оркестра, но и отдельных исполнителей. На самом деле такой подход весьма условен, если рассматривать Большой театр как единый художественный организм. На новую сцену публику легче привлечь апробированными, имеющими историческую репутацию спектаклями, а основная сцена не может превратиться в музей. Кроме того, важно следить за эстетическими поисками, которые происходят на мировых оперных подмостках, – Большой театр стал неотъемлемой частью этого элитарного культурного пространства.

Но, пожалуй, самой сложной проблемой, с которой столкнется В. Урин, будет сохранение качества балетной и оперной труппы, включая хор и кордебалет, а также оркестра, который вернул свое место среди лучших коллективов страны за то время, когда Александр Ведерников был главным дирижером Большого театра (2001–2009). За восемнадцать лет своего руководства Музыкальным театром имени К.С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко В. Урин старался сформировать свою собственную оперную труппу, которая решала все творческие задачи. В Большом при наличии сильных оперных исполнителей (от Е. Щербаченко и А. Аглатовой до В. Маторина и Э. Азизова) список приглашенных солистов, в том числе и иностранных, куда больше числа артистов, имеющих постоянный контракт с театром. Поиск оперного артиста зависел от художественных задач постановщиков, как на всех мировых оперных сценах. Большой театр может позволить себе работать с лучшими исполнителями, поэтому он старался представить публике в каждом своем спектакле коллекцию звезд вне зависимости от их национальной принадлежности и места службы. При том что балетная труппа Большого сохранилась как место, где воспитывают первоклассных танцовщиков, которые затем украшают спектакли лучших хореографов во всем мире, за предшествующее десятилетие театр приглашал и молодых артистов, и уже признанных звезд, что называется, со стороны. Прежде всего из Питера, но также из Минска и Киева.

Подобного рода кадровые решения, равно как и запуск молодежной оперной программы, которую возглавил Дмитрий Вдовин, были сделаны не от хорошей жизни. Они связаны прежде всего с проявившимися в последнее время недостатками художественного образования, неготовностью выпускников вузов сразу войти в работу на престижных сценах и в лучших оркестрах. Это не только российская проблема. Большой может и должен тщательно отбирать всю лучшую молодежь, которая появляется сегодня не только на постсоветском пространстве, но и в Восточной и Центральной Европе. И, конечно, находить новые творческо-образовательные методы подготовки юных дарований и студенческой молодежи.

Разумеется, все это необходимо не только Большому театру. Он – самая вершина айсберга. И поэтому зависит от того, что происходит не только на политических высотах, но и в глубинных пластах российской жизни.

Август 2013

От постели к бюджету

Когда прочитал обращение Екатерины Филипповны Лаховой к Владимиру Владимировичу Путину с предложением создать министерство по делам семьи, женщин и детей, под которым уважаемый депутат собрала почти 450 тысяч подписей, вспомнил свою партийную юность. Ну, скажем, не совсем юность. Впрочем, дело не в моем возрасте, который все равно укажу достоверно.

В начале 80-х годов прошлого века, когда мне было около 35 лет, я был секретарем партийной организации журнала «Театр» и одновременно членом Краснопресненского райкома КПСС. Так вот, каждый член нашего райкома – как и всех райкомов КПСС в исчезнувшей стране – был обязан раз в месяц встречаться с гражданами своего района, партийными и беспартийными. Ко мне приходили по разным вопросам – от проблем с получением жилья до создания того или иного самодеятельного объединения, литературного или театрального кружка, к примеру. Но в основном меня посещали женщины разного возраста, по большей части уже познавшие замужество, нарожавшие детей, чтобы пожаловаться на свою семейную жизнь.

В нашем Краснопресненском районе неподалеку от райкома партии с утра до утра, как правило, в три смены, гудели цеха знаменитой «Трехгорной мануфактуры» – «Трехгорки», где и трудились приходящие ко мне на прием работницы несхожих профессий, разных квалификаций, но очень близких судеб. Они приходили в райком, пусть простят меня воцерковленные люди за нижеследующее сравнение, как иные сегодня приходят в храм, чтобы поделиться со знакомым или незнакомым батюшкой своими проблемами и попросить совета. Фабула рассказа моих собеседниц была примерно одинаковой: жили хорошо, сын (дочь) в первом (десятом) классе, маленькому (маленькой) два (три, четыре) года, муж начал пить, спутался неизвестно с кем, приходит домой ночью