class="p1">Суль разузнала обо всем в небольшом трактире во время ужина — и направилась прямо туда, в сторону крайнего аванпоста крепости, мимо церкви святой Марии и мимо башни. Она даже не удосужилась посмотреть, не идет ли кто-нибудь за ней. Но за ней следили.

Суль торопливо шагала через город к древним руинам. Там она остановилась, стала присматриваться. Скоро это все исчезнет, — подумала она, — сравняется с землей, на этом месте вырастет трава, а потом здесь построят дома… несколько домов уже стоят здесь, а лет через сто никто даже не подумает, что под этими домами что-то есть…» Вход в катакомбы заслоняли вьющиеся растения. Суль протиснулась между стенами, заросшими мхом и травой. Она опустилась в проем, где, судя по всему, недавно играли дети: там лежала старая деревянная лошадка на палке.

Некоторое время Суль стояла, пытаясь сориентироваться, затем, не колеблясь, выбрала одно направление.

Ей приходилось перелезать через камни, вывалившиеся из стен, перешагивать через лужи, в которые собиралась дождевая вода, капая через дыры в потолке.

Наконец она вошла в помещение, напоминающее склеп. Воздух здесь был насыщен давнишними страданиями умерших.

Это была яма для смертников.

Луна светила через проем в потолке. Суль села на заросший травой холмик посреди склепа — прямо под проемом. В углу что-то белело, это могли быть кости умерших. Сюда мало кто заглядывал, дети сюда, во всяком случае, не заходили.

Она сидела неподвижно с закрытыми глазами. Через некоторое время она стала различать голоса умерших, похожие на шепчущий хор из минувших веков. Для нее было неважно, вызвано ли это ее фантазией или же она на самом деле слышит голоса. Для нее все это было одинаково реально.

Суль отвечала им, стараясь их успокоить. Ей почудилось, что какая-то бесплотная фигура села подле нее.

— Я одинока, — шептала она, — так страшно одинока в этом лишенном фантазии мире! Мне так хорошо с вами! С теми, кто уже знает иной мир…

Один за другим они вырастали из тьмы. Тени людей, замученных до смерти в давние времена, тени видимые лишь очень проницательными людьми.

Это был мир Суль, здесь она чувствовала себя как дома. Она ощущала безнадежную тоску этих несчастных, томившихся в ямах, их сознание того, что спасение никогда не придет и что впереди лишь медленная и мучительная смерть…

Внезапно тени исчезли. Она услышала в проходе тяжелые шаги.

В проеме стоял Якоб Скилле.

— Ты — здесь? — сурово спросил он.

На миг растерявшись, Суль ответила:

— Да, я слышала, как ты шел за мной. Поэтому я и пришла сюда, где можно быть уверенным в том, что нам никто не помешает.

Он не слышал голосов в склепе.

— Да, сюда никто не зайдет, — ответил он.

Они занялись любовью в лунном полумраке. Безрассудно, отчаянно и изобретательно. Суль попробовала все то, чему научилась во время своей скачки на Блоксберг — и Якоб более чем охотно перенимал ее штучки. Она заметила, что он становится все более и более уверенным в себе любовником.

Разумеется, он не знал, откуда у нее все эти вариации, и был уверен, что сам подбивает ее на такие фантазии. Он делал все, о чем она просила его — и они пережили фантастические полчаса. Он и не знал, что любит женщину посреди могилы.

Но Суль вернулась с ним в каюту в полном смятении чувств — в тихом обмороке, плача без слез.

Теперь ей этого было недостаточно. Земная любовь не могла по-настоящему зажечь ее. Ей нужны были более сильные ощущения.

9

На следующее утро Суль простилась на пристани с преисполненным скорби Якобом.

Плавание было изнурительным, и они прибыли в Осло в полдень, ожидая, что к вечеру прибудет из Копенгагена Даг.

Суль сняла номер в гостинице и устроила там совершенно измученную Мету. У девочки не было морской болезни, но за все время плавания она так и не сомкнула глаз. Плыть по морю на таком маленьком суденышке было для нее настоящим потрясением. Она судорожно цеплялась обеими руками за Суль, словно опасаясь, как бы Морской змей не набросился на ее благоподобную приемную мать, если Мета вдруг зазевается.

Суль велела ей закрыть дверь и никого не пускать.

— Я только навещу свою сестру, — пояснила Суль. — А тебе идти не следует, ты очень устала, тебе надо поспать. Я скоро приду.

Мета пыталась было протестовать, но ей и в самом деле так хотелось спать!

Суль слышала, как она запирает дверь, как шумно плюхается на постель — скорее всего, не раздеваясь. «Спокойной ночи», — подумала Суль, выходя из гостиницы и направляясь к дому Берениуса.

Суль была потрясена видом Лив. Сестра стояла и пристально смотрела на нее, словно не понимая, кто перед ней.

— Но это же я, Суль! Твоя бедовая сестрица!

— Суль? Ты… здесь? В этом доме?.. О, Суль!

Наконец-то до Лив дошло, кто к ней приехал! Она с таким пылом прижала к себе старшую сестру, словно собиралась проглотить ее.

— Моя дорогая девочка, — озабоченно произнесла Суль. — Как ты выглядишь! Если бы не цвет волос, я бы не узнала тебя, так ты изменилась! И волосы твои потеряли блеск и упругость!

Руки Лив дрожали, когда она показывала Суль свои роскошные комнаты. Она с опаской трогала волосы, боясь, что мужу может показаться, что с ними не все в порядке.

— К-к-как же я и-и-изменилась?

Суль онемела: Лив никогда раньше не заикалась.

— Ты весишь вдвое меньше, чем раньше. А глаза! Они полны страха! И эти синяки! Я-то думала, что ты здорова и все у тебя хорошо! Мне так и писали: фантастически шикарный дом и… Ты одна дома?

Младшая сестра кивнула.

— Сегодня у моей с-с-свекрови день сплетен, она сейчас у жены галантерейщика Самуэльсена. Она пробудет там весь день. О, Суль, как хорошо снова видеть кого-нибудь из с-с-своих! Так хочется поговорить, когда тебя не обрывают и не поучают…

Она заплакала.

Суль обняла ее, с ужасом внимая ее безудержному плачу, сдерживаемому в течение нескольких месяцев одиночества.

Когда сестра немного пришла в себя, Суль услышала всю ее историю. Лив неизбежно должна была кому-то все рассказать.

— Я не хочу наговаривать на своего мужа, но…

— Говори, говори, — подбодрила ее Суль, — тебе нужно высказаться, это бывает нужно каждому, мне кажется…

— Он переделывает меня, Суль! Согласно своим собственным представлениям о покорной, глупой и услужливой жене. Все, чему я научилась дома, подвергается здесь критике и отметается и…

— Неужели? — разъяренно перебила ее Суль. — На свете нет лучших родителей,