И вот долгожданный гонец прибыл. Он постучался в прочные ворота усадьбы-крепости ранним утром, и пока царские слуги выясняли у его попутчиков, кто, зачем и почему, гонец с неподдельным интересом рассматривал каменные стены убежища Митридата, мысленно прикидывая, как их можно одолеть с наименьшими потерями.

Его встретил Гордий, предусмотрительно приказав спрятавшейся охране, состоящей из миксэллинов, в случае чего спускать тетивы луков без малейшего промедления.

— Кого я вижу! — не без некоторой иронии улыбнулся гонец при виде настороженного Гордия. — Верный слуга своего великого хозяина. Будь добр, прикажи им опустить луки, а не то мои орлы могут неправильно истолковать такое горячее гостеприимство, — он небрежно указал на хозяйские постройки, где таились стрелки.

Гонец был смугл, белозуб и порывист в движениях. Под его богатым и пёстрым восточным плащом Гордий заметил панцирь и набор всевозможного оружия — кривой нож, метательный топорик, два меча и кистень. Спутники гонца — их было около десятка — при последних словах своего господина с удивительным проворством и слаженностью окружили его полукольцом и закрыли щитами.

— Стоп, стоп! — властно вскинул он правицу. — Здесь друзья. Не так ли, Гордий?

Теперь и оруженосец Митридата узнал прибывшего. Натянуто улыбнувшись, он любезно пропустил гонца вперёд, в комнаты, а его охране строго приказал:

— Ждите здесь. Пока готовится еда, утолите жажду… — он подал знак, и из глубины двора к воинам просеменила немолодая женщина с бурдюком и чашей в руках.

Переглянувшись, они недовольно заворчали и вознамерились последовать за господином, но тут раздался и его звонкий голос:

— Выполнять! И накормите коней…

При виде улыбающегося гонца Митридат порывисто вскочил и поспешил навстречу:

— Селевк?! Какими судьбами?

— О, мой господин, долго рассказывать…

— Я рад тебя видеть, Селевк, — с неподдельной искренностью обнял его Митридат. — Присаживайся.

— Благодарю, мой господин, — растроганно ответил Селевк, но приглашением не воспользовался. — Прошу простить меня, но вначале дело, а уж потом… — он сверкнул белозубой улыбкой. — Я ведь полномочный посланник, — с этими словами пират достал из кожаного мешочка пергаментный свиток и с глубоким поклоном протянул его царевичу.

Митридат дрожащими руками нетерпеливо сорвал печати и углубился в чтение. Закончив, он некоторое время стоял, закрыв глаза. Свершилось… О, боги, свершилось! Пришло его время…

— Не знаю, как и благодарить тебя, мой Селевк, за эти новости, — справившись с волнением, ласково обратился Митридат к пирату. — А теперь садись и рассказывай. Вина! — приказал он притаившемуся за дверью Гордию.

— Провинции уже очищены и от римлян и от сторонников царицы. Синопа в осаде — прибыли наконец и наёмники с Крита. Все ждут тебя, басилевс, — снова поклонился Селевк.

— Я всегда буду помнить, кто мне принёс такие добрые вести, — поднимая наполненную Гордием чашу, величаво сказал Митридат Дионис. — За тебя, мой друг.

— И за тебя, мой повелитель.

Они выпили не спеша, в благоговейной тишине. Обычно хмурое тёмное лицо Гордия, стоящего позади Митридата, озарила торжествующая улыбка: его господин — басилевс!

— Однако, мой повелитель, я должен сказать, что мне уже заплачено за роль гонца, — лукавые искорки сверкнули в глазах пирата, как летний звездопад. — И неплохо.

— Ты неисправим, Селевк, — рассмеялся Митридат.

— Уж такое у меня ремесло, — развёл руками пират. — Иначе мои люди не поняли бы своего предводителя — чересчур много опасностей у берегов Таврики, а у них дома семьи, и их нужно кормить.

— Понимаю, — серьёзно ответил Митридат. — И даю слово, что в Понте я заплачу им вдвое больше. Гордий! Собираться!

— Но, господин, завтрак…

— В аид всю жратву! Подкрепимся в Пантикапее. И — в путь!

— Мой миопарон ждёт тебя в гавани, — Селевк налил себе ещё одну чашу. — А эскадра поджидает в открытом море. Мне, знаешь ли, не хотелось дразнить без нужды боспорского наварха, у которого есть ко мне, скажем так, кое-какие претензии…

Селевк и Митридат посмотрели друг другу в глаза и заразительно рассмеялись.

Сборы оказались более долгими, чем хотелось юноше, и небольшая кавалькада всадников покинула гостеприимную усадьбу перед обедом. Степь уже покрылась изумрудной зеленью, а над головами сияло по-весеннему яркое, умытое росой солнце. Голубоватая туманная дымка всё ещё витала над яругами, но горизонт был чист и прозрачен…

Заросшая колючим кустарником балка подходила к дороге почти вплотную. И только человек, хорошо знакомый со скифской равниной, мог догадываться, что неглубокая с виду ложбина, где вроде и зайцу негде спрятаться, на самом деле представляла собой весьма обширный провал в земле со склонами где круче, а где положе, зализанными беспощадным временем.

Балка полнилась людьми. Правда, неопытный глаз вряд ли мог заметить их, настолько тщательно они замаскировались.

Это были разбойники Фата. Переждав зиму в Пантикапее, кровожадный убийца и грабитель вновь собрал своих присных и отправился на бандитский промысел. Обычно он избегал появляться вблизи столицы Боспора, но некое обстоятельство, сулившее ему немалую выгоду, заставило Фата привести своих разбойников в эту балку и терпеливо ждать несколько дней. И этим, как считал главарь разбойников, счастливым случаем был Оронт; с ним Фат познакомился в Пантикапее и однажды перс выручил его, выкупив у ночной стражи за немалые деньги. Как ни странно, но некое подобие благодарности не было чуждо огрубевшей в разбоях душе Фата.

Оронт лежал среди сухостоя, уже опушённого снизу нарождающейся зеленью, как на иголках: его следопыт наконец дал знак, что Митридат покинул своё убежище и направляется к западне, загодя устроенной персом. Оронт умел ждать — это свойство характера являлось неотъемлемой частью его должности, а уж в том, что касалось сыска, равных ему было мало. Если раньше охоту на Митридата он воспринимал всего лишь как очередное служебное задание, то теперь, после стольких неудач, особенно последней, когда кто-то отправил его лучших подручных в мир иной, Оронт стал считать эту охоту делом сугубо личным.

Гордию была не по душе поспешность, с которой его господин отправился в Пантикапей. Он не верил никому, а в особенности большому хитрецу пирату Селевку. Потому Гордий, втайне от Митридата, приказал лохагу миксэллинов незаметно окружить юношу таким образом, чтобы перекрыть все стороны, откуда только можно было ожидать предательского нападения.

Балка не понравилась Гордию сразу, как только он её увидел. Уж больно тихо было среди казалось уснувших зарослей. Почему-то исчезла степная живность, сновавшая на протяжении всего пути по дороге, а хлопотавшие над постройкой гнёзд птицы, которых в этих местах весной водилось видимо-невидимо, летали где угодно, только не над очень привлекательным с их точки зрения местом, каким являлись хорошо защищённые от степных хищников и сильных ветров колючие кустарники.