Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Правитель подобен пламени, – тем временем загадочно ответил иман. – Чем ближе к нему, тем больше опасность сгореть. С другой стороны, чем дальше от него, тем меньше милостей и благ. Очень трудно найти золотую середину, наместник.
Значит, толстяк был Рафикой Аджухамом, заключил Арлинг, предположив, что второй кучеяр приходился ему родственником. Несмотря на разницу в телосложении, между мужчинами улавливалось сходство. Регарди уже собирался выйти к гостям, когда следующие слова городского главы заставили его опуститься на землю и заняться завязками сандалий, которые понадобилось срочно поправить.
– Вы хитрый человек, иман, – усмехнулся купец, – но давайте вернемся к калекам. Злободневный вопрос! В последнее время эти уроды, особенно бездомные, становятся серьезной помехой благополучию горожан.
– Калеки – это дети Семерицы, не забывай, брат, – вмешался другой кучеяр, подтвердив догадку Арлинга о его родстве с наместником. – Прикосновение к ним является лучшей молитвой великой богине.
– Суеверия, – отмахнулся Рафика. – Я недавно разговаривал с новым верховным жрецом Семерицы. Он тоже недоволен тем, что калеки днем и ночью сидят у храма. А в праздники их скапливается столько, что в святилище невозможно попасть. Однако сажать их только за бродяжничество слишком накладно для городской казны. У нас и так переполнены тюрьмы.
– Проблему можно решить проще, – вмешался в разговор иман. – При всем уважении к нашим традициям, замечу, что мы изначально допустили ошибку, сделав для калек исключение. Мы их терпим, а они пользуются плодами нашего терпения, существуя на милостыню и подачки.
– Вы предлагаете платить им деньги? – усмехнулся тощий кучеяр.
– Я бы выразился иначе, достопочтимый Сокран, – ответил учитель, подсказав Арлингу имя второго гостя. – Я предлагаю дать им работу. Если они будут трудиться так же как все, то перестанут быть обузой и станут полезны городу. Суеверия надо искоренять, потому что увечных сегодня действительно много. Люди неосторожны, а боги суровы. К тому же калеки ущербны не столько телом, сколько духом. Если они будут чувствовать себя нужными, а их труд будет полезным, они перестанут быть камнем, тянущим ко дну.
– При всем уважении к вам, иман, вы говорите ерунду! – возмутился Сокран – Что может делать калека? Только милостыню просить!
– При всем уважении к вам, мой мудрый гость, вы ошибаетесь, – парировал учитель тем же спокойно-добродушным тоном. – Возможностей больше, чем песка в пустыне.
– Например? – заинтересованно спросил Рафика, умело потушив начавшийся спор.
– Нужно научиться воспринимать их, как здоровых работников, – иман поднял палец в своем излюбленном жесте. – Любую работу можно разделить на чистую и грязную, легкую и трудную, для двух рук и одной, для сидячего положения и стоячего. И поручать ее калекам в соответствие с конкретным увечьем. Например, безногих можно приучить к плетению корзин, безруких поставить давить вино, слепых… – Тут иман запнулся, а Арлинг почувствовал, что у него пересохло во рту от напряжения. Ему было очень важно услышать, что учитель собирался сказать о слепых, но в разговор снова вмешался Сокран.
– Кстати, о слепых. Мой добрый друг Шамир-Яфф из Школы Карпов рассказывал, что вы обучаете одного слепого драгана из Согдарии. Он до сих пор у вас?
– Да, есть у меня такой ученик, – произнес иман, и сердце Арлинга упало. Почему-то он ожидал не такого равнодушного тона. – Старательный, но звезд с неба не хватает. Предвижу ваш вопрос, зачем мне это нужно. Видите ли, господа, я – экспериментатор. В моем питомнике есть белые крокодилы, которые научились есть с рук. Слепой драган – из той же области.
– Смею предположить, эксперимент был удачным? – поинтересовался Рафика.
– Не совсем. Я ожидал большего, но после всего времени, что я потратил, драган научился носить воду для кухни и сносно танцевать. Впрочем, эксперимент еще не закончен. Люблю доводить дело до конца. Как говориться, когда пишешь письмо, пиши его так, чтобы было не стыдно повесить на стену. Позже я собираюсь отправить его служить в храм Семерицы. Там ему самое место. Вынужден признать, что работать с людьми труднее, чем с животными.
– Было бы любопытно на него взглянуть, – лениво протянул Сокран, отщипывая кусочек апельсинового шербета.
– Я предвидел ваше любопытство и уже позвал его, – почтительно склонил голову иман. – Но уверяю, ничего интересного в нем нет. Эй, Джайп! – окликнул он повара. – Посмотри, куда запропастился Марак. Он должен был привести Арлинга. Передай, что я оторву голову им обоим, если они заставят ждать моих гостей еще минуту.
Джайп нехотя развернулся и направился к дорожке, ведущей из сада. Ему не нужно было искать их, потому что Регарди находился за первым же поворотом, стараясь справиться с завязками сандалий, которые внезапно покрылись многочисленными узлами. Легче было разрубить проклятые веревки пополам, либо разуться, что он, в конце концов, и сделал. Ногам сразу стало легче, в отличие от души, которая сморщилась, став похожей на старое яблоко. И хотя он понимал, что иман лишь повторил придуманную им самим легенду, которая должна была отвлечь внимание любопытных, Регарди не мог справиться с приступом отчаяния. Одно дело – знать, что про тебя болтают в городе или младшие ученики, совсем другое – слушать это из уст учителя.
Выдержав секунду, Регарди шагнул навстречу Джайпу и, протиснувшись мимо мрачного кучеяра, предстал перед гостями.
– Мир вам, – приветствие получилось сухим, как корка хлеба, оставленная под солнцем. Иман нахмурился, недовольный задержкой. А может, он уже догадался, что звать Арлинга было ошибкой.
Регарди не собирался обманывать его ожидания. Вытянувшись в струну и чувствуя предательский румянец на щеках, он низко поклонился учителю, но ограничился лишь слабым кивком в сторону гостей. Какие бы высокие посты они не занимали, он не собирался гнуть перед ними спину. Они были для него никем, а пресловутая кучеярская вежливость сейчас не имела значения.
«Ведь я ваш неудачный эксперимент, учитель», – сердито подумал Арлинг, замирая с гордо поднятой головой и понимая, что ведет себя глупо. Но эмоции уже захватили над ним власть, пролившись смертельным ядом в сердце и раскаленной лавой в голову. Обида пульсировала в невидящих глазах, а слабые отголоски разума тщетно пытались проникнуть в сознание.
Впрочем, его невежливость гостей не тронула. Если кто ее и заметил, то, похоже, отнес такое поведение на счет его драганского происхождения. Драганы в Сикелии слыли известными невежами. Купцы разглядывали его с таким любопытством, словно иман пригласил к ним того самого белого крокодила из своего питомника, который научился есть с рук. И пристальнее всех на него уставился мальчишка, который, потеряв интерес к лакомствам, наклонился вперед, изучая его с головы до ног.
«На мне фрукты не растут», – хотел огрызнуться Арлинг, но, похоже, терпение имана подходило к концу. Его пальцы раздавили уже не один орех, а это было плохим знаком. Но Регарди не мог остановиться так быстро, хотя и понимал, что после ухода гостей ему придется несладко.