Камилло Кавур с удовлетворением следил за развитием событий, и в январе 1860 года вернулся в Турин, чтобы возглавить новое правительство. Едва он занял прежнюю должность, как оказался втянут в переговоры с Наполеоном III, и вскоре они заключили договор, согласно которому Пьемонт аннексировал Тоскану и Эмилию, а Савойя и Ницца опять-таки отходили к Франции. Как и следовало ожидать, Гарибальди впал в ярость: первой его реакцией стал план захвата его родного города и передачи его Пьемонту. Но прежде чем он взялся за его выполнение, ему представилась другая, куда более заманчивая возможность — возможность не просто сражаться за благородное дело, но вершить историю.

* * *

4 апреля 1860 года началось народное восстание в Палермо. Оно окончилось неудачей: неаполитанские власти заранее получили тайные сведения о предстоящих событиях. Однако оно стало толчком к выступлениям на севере Сицилии, которые власти оказались бессильны подавить. Едва Гарибальди услышал о случившемся, он начал действовать. Кавур отказался предоставить ему бригаду пьемонтской армии, но тот менее чем за месяц собрал отряд добровольцев, который отплыл из маленького порта Кварто (ныне часть Генуи) в ночь на 5 мая и, не встретив сопротивления, высадился 11-го числа в Марсале на западе Сицилии. Среди людей Гарибальди были представители самых различных слоев итальянского общества. Половину отряда составляли люди умственного труда, такие как юристы, врачи и университетские лекторы, другую половину — люди труда физического. Некоторые до сих пор оставались республиканцами, но их предводитель дал им понять, что они сражаются не только за Италию, но и за короля Виктора Эммануила — причем на споры не оставалось времени.

Из Марсалы «тысяча» (так они теперь стали называться, хотя их в действительности насчитывалось 1089 человек) направилась в глубь острова. Войска Бурбонов оказывали им сопротивление, но без особого энтузиазма, и к концу мая Гарибальди овладел Палермо, а через два месяца — Мессиной. В середине августа он и его люди пересекли Мессинский пролив, и 7 сентября он въехал в Неаполь в открытой коляске (король Франциск II накануне бежал из города).

Неаполь был крупнейшим городом Италии и третьим по величине в Европе. Следующие два месяца Гарибальди управлял и им, и Сицилией как диктатор, одновременно планируя следующий шаг — поход в Папскую область и на Рим. Но он так и не предпринял его. Кавур, отлично понимая, что если он позволит Гарибальди продолжать действовать и это может привести к войне с Францией, решил во что бы то ни стало остановить его. Более того, Гарибальди стал теперь гораздо более популярен, чем сам Виктор Эммануил; пьемонтская армия завидовала его последним успехам; наконец, всегда сохранялась опасность того, что Мадзини, который прибыл в Неаполь в середине сентября, сможет убедить его отступиться от короля Пьемонта и поддержать дело республиканцев.

Неожиданно Гарибальди узнал, что против него выдвинуты две мощных армии — неаполитанская (король Франциск сумел собрать новые войска) и пьемонтская. Краснорубашечники оставили Неаполь, чтобы начать наступление на север, и вскоре столкнулись с 50 000 солдат, расположившихся вдоль берега реки Вольтурно. Здесь они понесли первое свое поражение со времени высадки на Сицилии. Близ небольшого города Каяццо, когда предводитель на какое-то время отлучился, один из его помощников, пытаясь переправиться через реку, потерпел неудачу, потеряв при этом 250 человек. Однако 1 октября Гарибальди взял реванш. Победа дорого обошлась ему: 1400 убитых и раненых осталось лежать в деревушке Сант-Анджело-ин-Формис и близ нее[311]; однако, пожалуй, она спасла Италию.

Тем временем пьемонтская армия также продвигалась на юг через папские владения в Умбрии и Марке. Кампания протекала не особенно впечатляюще, но успешно. Противостоявшие Кавуру папские войска состояли всего-навсего из интернациональной добровольческой бригады, набранной в католических общинах по всей Европе. Пьемонтская армия сломила активное сопротивление, которое ей оказали при Перудже, одержала небольшую победу над папской армией при деревушке Кастель-Фидардо близ Лорето и добилась куда большего успеха, овладев Анконой, где в плен попало 7000 человек, в том числе командующий папскими силами французский генерал Кристоф де Ламорисьер. Так пришел конец папской армии, и больше она не причиняла никому беспокойств.

Сам Виктор Эммануил в сопровождении своей давней любовницы Розины Верчелланы (рассказывают, что она была разодета в пух и прах) вновь прибыл для того, чтобы формально принять командование своей армией. С этого момента звезда Гарибальди начала клониться к закату. Сражение на берегах Вольтурно уже показало ему, что наступление на Рим более невозможно, и теперь, когда сам король встал на его пути, он понял, что его господству на юге вот-вот придет конец. Однако он уступил его с истинным изяществом. Он отправился на север с большой свитой навстречу королю, и 7 ноября оба прибыли в Неаполь, сидя бок о бок в королевской карете. Виктор Эммануил предложил ему чин полного генерала, а также превосходное имение, но Гарибальди отказался и от того, и от другого. Он остался революционером, и до тех пор, пока Венето находилось под властью австрийцев, а папа являлся светским властителем, удерживавшим в своих руках Рим, он был исполнен решимости сохранять свободу действий. 9 ноября он отплыл на свою ферму на маленьком островке Капрера близ побережья Сардинии. С собой он взял лишь немного денег — одолжив их, так как не сумел ничего скопить за те месяцы, что был у власти, — и сумку семян для своего сада.

В пятое воскресенье Великого поста, 17 марта 1861 года, Виктор Эммануил II был провозглашен королем Италии. Старый Массимо д’Азельо, предшественник и преемник Кавура на посту премьер-министра, по словам очевидцев, произнес, услышав эту новость: «L’Italia é fatta; restano a fare gli italiani».[312]

* * *

Менее чем через три месяца после объявления Виктора Эммануила королем Италии Кавур скончался. Последние недели своей жизни он провел в яростных спорах о будущем Рима — куда, следует отметить, ни разу не ступала его нога. Он доказывал, что все остальные крупные города Италии были независимы, в каждом осуществлялось самоуправление и каждый дрался за себя. Лишь Рим, средоточие церковной жизни, остался выше подобного соперничества. Но хотя папу могут и попросить отказаться от светской власти, независимость папства должна быть обеспечена любой ценой согласно принципу «свободная церковь в свободной стране». Он столкнулся с серьезным противостоянием. Наиболее резко выразил его Гарибальди, который прибыл с Капреры в апреле 1861 года, пришел на заседание ассамблеи в своей красной рубашке и сером южноамериканском пончо и обрушил потоки оскорблений на того, кто, негодовал он, продал половину его родины французам и сделал все от него зависевшее, чтобы предотвратить вторжение со стороны Королевства обеих Сицилии. Однако итогом его речи стало лишь одно: все лишний раз убедились, что каким бы Гарибальди ни был блестящим полководцем, в государственных делах он ничего не смыслит. Кавур с легкостью добился вотума доверия на последовавшем голосовании. Это была его последняя политическая победа: 6 июня он внезапно умер от обширного инсульта. Ему исполнилось всего 50 лет.