— Меня не надо учить, как вести себя принцу. Мне ни к чему быть профессором, хватит того, что я — солдат и светский человек.

Но в нем еще так было много мальчишества. Жасмин сумела освободить одну руку и стала нежно гладить его по спине.

— Я не могу тебя потерять, моя овечка, — простонал он в гущу ее темных волос. — Никому не дам нас разлучить. Кого бы они мне ни подсунули, любить я буду только тебя.

Только тебя.

Жасмин почувствовала, как на глаза навертываются слезы. Проклятие! Почему жизнь настолько запутана. «Я люблю тебя. Генри Стюарт, — думала она, — но никогда в этом не признаюсь. Это было бы нечестным по отношению к той женщине, которая когда-нибудь выйдет за тебя замуж. Я сама была женой и знаю, как важно сознание, что муж тебя любит. Но я останусь с тобой, милорд, пока ты будешь во мне нуждаться, пока ты будешь меня желать».

Она почувствовала, что он уже в ней, и выгнулась навстречу. Принц яростно овладевал ею, и, освободив другую руку, она обняла его и страстно ответила на поцелуй. Но насытиться он никак не мог.

— Еще! — стонал он. — Еще! Я хочу тебя еще, дорогая.

— Дорогой! — в ответ вскрикнула Жасмин, в третий раз испытывая экстаз. — Довольно! Прошу тебя, хватит!

— Нет! Еще! — И Генри Стюарт прижался к ней еще крепче, стараясь глубже войти в ее горячую плоть. Его член рвался в бой, он все глубже и яростнее проникал в нее.

"Ни один мужчина, — думала Жасмин сквозь дымку страсти, — не делал со мной такого, не вспахивал меня так глубоко». Член, словно стальной, доставлял ей сладостную боль. Трижды она была на вершине удовольствия, но теперь из глубин ее существа поднималась первобытная дикость. Принц лежал на ней, опираясь на груди, а она бессильно закинула руки за голову и двигалась в такт его толчкам.

Борьба разогрела их тела, и они покрылись испариной. Внезапно принц напрягся. «Наконец, — сверкнуло в его мозгу. — Наконец я одолел ее сладостно-послушное тело». Плоть Жасмин сомкнулась вокруг члена принца — такого он еще никогда не испытывал: как будто она по капле хотела выдавить из него все жизненные соки. Довольно, подумал он с облегчением.

Жасмин, едва не потеряв сознание, вскрикнула от страсти. Никогда прежде он не любил ее с такой силой — дико и восхитительно. Она была на краю смерти, но не боялась ее. Волны радости накатывали на нее, принося такое счастье, что ее не волновало, увидит ли она свет нового дня. Потом ее потянуло в горячий темный водоворот, и она безбоязненно окунулась в него.

Когда она пришла в себя. Генри Стюарт лежал, содрогаясь от наслаждения. Он все еще был в ней.

— О, Хэл, — прошептала она. — Ты все еще возбужден.

— Ты была в обмороке, любовь моя, — так же тихо ответил он. — Мое семя в тебе, но мне нужно еще немного, чтобы удовлетвориться в эту ночь. — Он чуть приподнялся и поцеловал в уголок ее губ.

— Ты чуть не убил меня и хочешь еще. — Она быстро провела острым язычком по его чувственной нижней губе.

— Да, — ответил он.

— Но в этот раз люби меня нежно, милорд. Когда, удовлетворенные, они тихо лежали. Генри Стюарт сказал:

— Я хочу от тебя ребенка. У меня никогда не было детей.

— Если на это будет воля Божья, я с радостью выполню твое желание. — Вдруг она вспомнила о Роберте Сесле и рассмеялась.

— Чему это ты? — спросил принц. И проворчал:

— Наглый пес, — когда она ответила ему.

— Он заботится о тебе, дорогой, — сказала Жасмин, удивившись сама, что защищает королевского советника.

— Они только и думают, как бы женить меня на какой-нибудь благочестивой девственнице — страшной, но с безупречной королевской родословной. Ты видела миниатюру инфанты Марии Анны? Клянусь, с ее зубами она выглядит как крыса, — ворчал Генри Стюарт. — Они хотят, чтобы и мои сыновья были такими же.

— Я видела портрет инфанты, — упрекнула любовника Жасмин, — и думаю, что ты к ней несправедлив. Она симпатичная девушка, милорд, с большими глазами и изящным носиком. У нее приятный рот, а волосы еще красивее, чем у тебя.

— Но какие короткие! Я не люблю такие, но ее тетя, французская королева, ввела их в моду. А я считаю, что волосы у женщины должны быть по крайней мере до плеч, — возразил принц. — К тому же возникает вопрос о религии. Испанцы в делах веры такие же упрямые, как и англичане. Уж лучше бы они подыскали мне француженку. Она хоть и верила бы по-своему, но не лезла бы со своей верой к детям. Да, я считаю, француженка мне подошла бы больше.

— Как ты старомоден, милорд, — съязвила Жасмин. — Ты говоришь прямо как твой монарший отец.

— Господи! Только не это, — проревел Генри Стюарт. Наступили рождественские праздники. Распорядителем всех увеселений был назначен виконт Рочестерский. Жасмин с Сибиллой и матерью осматривали, как украшен Сент-Джеймский дворец. По стенам развесили тис, который славился как средство против колдунов и ведьм. А король так сильно боялся нечистой силы, которая, безусловно, прибудет на праздник во дворец сына. Лавр с древних времен считался символом власти и был уместен в этих покоях, раз Генри Стюарт унаследует когда-нибудь английский трон. Красные ягоды на фоне зеленых ветвей остролиста символизировали капли крови Христа, капающей из ран от тернового венца. Гирлянды из плюща — любимого растения Бахуса — согласно поверью защищали от пьянства, которое при дворе было весьма распространено. Омела охраняла от дурного настроения и вносила мир в дом.

У себя в комнатах Жасмин развесила лавр — символ чести. В лавровые гирлянды вплели напоминающий о дружбе розмарин.

Хотя круг знакомых у Жасмин был широк, уютно и спокойно она чувствовала себя только среди родных. Ее положение любовницы принца делало ее легкой добычей сплетников, а родные и слуги сплетен не распускали. Их нельзя было купить или уломать просьбами какого-нибудь искателя королевской милости. А придворных больше всего удивляло, что ни сама леди Линдли, ни ее родные не стремились получить выгод от ее положения.

— Глупые провинциалы, — заметил кто-то из придворных в присутствии леди Эссекс и графа Гленкирка.

— Нет, — возразила Франс Ховард, озадаченно улыбнувшись. — Просто они очень богаты.

— Но они могут стать еще богаче, — не соглашался придворный, недоуменно качая головой.

— Они из тех людей, — объяснил ему граф Гленкирк, — кто честь ставит выше выгоды. Такие уж они люди.

— И все-таки глупо не пользоваться случаем, раз удача сама идет в руки, — не унимался придворный.

— Ты идешь на двенадцатую ночь к Робину Саутвуду? — спросила графа Франс Ховард, не обращая на придворного никакого внимания. — Бен Джонсон вместе с Индиго Джоунсом придумали замечательную маску. Принц будет играть волшебного короля Оберона, а леди Линдли королеву Титанию. Мне рассказывали, что для нее приготовили совершенно скандальный костюм — моя служанка знает одну из портних мастера Джоунса. Я слышала, платье совершенно прозрачное, а белья она не наденет! Как ты думаешь, она осмелится?