Джоан поежилась:

– Веселенькая история, Бен, особенно на ночь глядя. Что делаем дальше?

– А ты что предлагаешь?

– Я-то? Я еще ничего не решила. Может, займемся этими подонками и разгромим их одного за другим?

– А ты, Фил?

– Мне тоже ничего другого в голову не приходит. Но военную кампанию нужно будет вести с умом. Разработать какой-нибудь хитроумный план…

– У меня несколько иное предложение.

– Выкладывай.

– Признаем, что мы по глупости взвалили на себя больше, чем можем потянуть. Вернемся на Шасту и попросим помощи.

– Что ты, Бен! – Разочарованному возгласу Джоан вторило не менее красноречивое, хотя и безмолвное, уныние Фила. Но Бен упрямо продолжал: – Конечно, я согласен, что это унизительно, но гордость нам сейчас не по карману, дело слишком… – Он замолчал, заметив выражение лица Джоан. – Что случилось, малышка?

– Давайте быстро примем какое-то решение – перед воротами остановилась полицейская машина.

Бен повернулся к Филу:

– Ну что, останемся и примем бой или вернемся за подкреплением?

– Ты был прав. Я знал это с тех пор, как заглянул в разум Бринкли, просто ужасно не хотел этого признавать.

Трое друзей вышли в патио, взялись за руки и взмыли в воздух.

– Добро пожаловать домой! – Эфраим Хоу встретил их, когда они приземлились. – Рад, что вы вернулись.

Старейший отвел их в свои личные апартаменты.

– Отдохните, пока я немного раздую огонь. – Он подбросил в камин сосновое полено, подвинул свое уютное старое кресло-качалку так, чтобы оно было обращено и к камину, и к гостям, и уселся. – Ну, теперь можете рассказать мне все. Нет, я не связан с остальными. Доложите совету, когда будете готовы.

– Собственно говоря, мистер Хоу, разве вы не в курсе всего, что с нами приключилось? – Фил посмотрел Старейшему прямо в глаза.

– Нет, не в курсе. Мы предоставили вам полную самостоятельность, а Лин лишь присматривал за тем, чтобы вы не пострадали. Он мне ничего не докладывал.

– Хорошо, сэр.

Они по очереди рассказывали Хоу о случившемся и время от времени давали ему заглянуть непосредственно в их разум и увидеть те события, в которых они принимали участие. Когда друзья закончили, Хоу одарил их своей лукавой улыбкой и спросил:

– Значит, вы соглашаетесь с точкой зрения Совета?

– Нет, сэр! – ответил ему Фил. – Более чем когда-либо мы убеждены в необходимости действовать решительно и без промедления. Но мы убедились также и в том, что у нас не хватит ни сил, ни мудрости, чтобы справиться в одиночку. Мы пришли просить о помощи, а еще мы надеемся убедить Совет отказаться от его обычной тактики обучать лишь тех, кто демонстрирует свою готовность. Мы просим обучить всех, чей разум способен воспринять знания. – Видите ли, сэр, наши противники не ждут. Они все время действуют, и действуют активно. Они уже добились победы в Азии, они господствуют в Европе и могут прийти к власти и у нас в Америке, пока мы будем выжидать удобного случая.

– Есть ли у вас какой-то конкретный план, как решить эту проблему?

– Нет, потому-то мы и вернулись. Когда мы попытались обучить людей тому, что знаем сами, нас тут же остановили.

– В том-то вся и загвоздка, – согласился Хоу. – Я долгие годы мечтал начать действовать, но сделать это трудно. Ведь наши знания в книге не напечатаешь и по радио не передашь. Они должны передаваться непосредственно от одного разума к другому, и мы не упускаем случая, когда находим разум, готовый к восприятию.

Они закончили обсуждение, но никакого решения так и не нашли. Хоу попросил их не беспокоиться.

– Пойдите, – сказал он, – попробуйте посвятить несколько недель медитации и не прерывайте связи. Когда вам покажется, что вы наткнулись на стоящую идею, сообщите мне. Я созову Совет, и мы все вместе рассмотрим ее.

– Но, Старейший, – запротестовала Джоан от лица всего трио, – понимаете… Мы надеялись, что Совет поможет нам разработать план. Мы не знаем, с чего начать, иначе мы бы не вернулись.

Хоу покачал головой:

– Вы самые младшие из братьев, моложе всех по возрасту и наименее опытные. Это ваши достоинства, а не недостатки. Тот факт, что вы не провели долгих лет жизни в раздумьях о вечности и человечестве, дает вам немалое преимущество. Слишком широкий взгляд, чересчур философский подход парализуют волю. Я хочу, чтобы вы обдумали все втроем.

Так они и сделали. Несколько недель они обдумывали проблему объединенным разумом, обсуждали ее, разговаривая вслух, погружались в медитацию, размышляя о возможных последствиях. Разумом они прочесали все население страны, исследуя человеческую сущность политиков и общественных деятелей. По архивам они узнали, к какой тактике прибегали в прошлом братья общины, когда свобода мысли и действия в Америке находилась под угрозой. Предлагались и тут же отвергались десятки планов.

– Мы должны заняться политикой, – сказал Фил, – так же, как братья поступали раньше. Если бы кто-нибудь из старших заделался министром образования, он смог бы основать государственную академию, которая стала бы источником подлинного свободомыслия и распространения древних знаний.

Джоан возразила:

– А если мы потерпим поражение на выборах?

– А?

– Несмотря на все способности братьев, нелегко будет набрать делегатов на национальный съезд, чтобы выдвинуть нашего кандидата, а затем заставить избрать его вопреки всей политической машине, лоббистам, прессе, любимцам публики и прочая, и прочая. И еще не забудьте: оппозиция может вести любые грязные игры, но нам придется играть честно, иначе мы навредим себе сами.

Бен кивнул:

– Боюсь, что она права, Фил. Но и ты тоже прав, по крайней мере в одном: это и в самом деле проблема образования.

Коуберн замолчал, погрузившись в медитацию и обратив свой разум внутрь себя.

Наконец он снова заговорил:

– А может, мы не с того конца решаем эту проблему? Мы все думаем, как перевоспитать взрослых, закосневших в своих предубеждениях. Может, начнем с детей? Они еще восприимчивы к новому – не легче ли попробовать обучить сначала их?

Джоан села, глаза у нее заблестели.

– Бен, ты нашел то, что нужно!

Фил упрямо покачал головой:

– Нет. Мне жаль вас обескураживать, только тут мы ничего не добьемся. Дети все время под присмотром взрослых, нам до них не добраться. Не забывайте о местных школьных советах – это самые жесткие олигархии во всей политической системе.