— О том помолчала бы, мать! Сама прекрасно знаешь: обманул меня тогда Давидка! — прорычал зверем великий князь.

Гертруда внезапно выронила из рук посох, в отчаянии закрыла лицо руками и разрыдалась, аж взвыв от горя и обиды.

Святополк презрительно сплюнул. На шум сбежались отроки, появился старый дядька княжеский — Перепит, хитрые маленькие раскосые глазки его беспокойно забегали.

«Ничему не удивляйся», — вспомнил Биндюк слова Володаря. Ростиславич знал, о чём говорил.

Гертруду по взмаху руки Святополка две проворные холопки усадили на обитую бархатом скамью.

Палату обдало ароматом благовоний. Шурша парчой, поспешила на шум из бабинца молодая жена Святополка, царевна Варвара Комнина. Была гречанка невысока ростом, но стройна, очень смугла, черноволоса и черноглаза. Над верхней губой у неё виднелся пушок. Не отличалась молодая Варвара особенной красотой, слегка картавила, имела длинноватый нос с заметной греческой горбинкой. Волосы у неё вились мелкими кудрями-барашками. Несмотря на юный возраст, — а стукнуло киевской княгине всего восемнадцать лет, — оказывала она на своего супруга сильное влияние.

За три года брака у княжеской четы родилась дочь Мария, которая сейчас, семеня ножками, бежала следом за матерью. В руках двухлетняя девочка держала большую деревянную куклу, наряженную в платье из разноцветных лоскутьев.

При виде дочери лицо Святополка озарилось ласково]! улыбкой. Марию он любил, тогда как к обеим старшим дочерям от покойной Луты не испытывал особенной привязанности.

Девочку он взял на руки и посадил себе на плечо. Мария с любопытством завертела головой.

— Баба! — указала она пальчиком в сторону Гертруды.

Тем часом княгиня-мать уже немного успокоилась. Приняв из рук челядинки чашу с клюквенным морсом, стала медленно пить.

Опорожнив чашу, Гертруда снова обратилась к Святополку:

— Вот помрёшь ты когда, кто вослед тебе княжить в твоих волостях станет, дурень ты этакий?! Одного племяша ты сгубил, второй, Вячеслав, весь израненный лежит, невестимо, выживет ли. Токмо двоих девок тебе Лута покойная родила, теперь вот у царевны Варвары тож дочка. Един байстрюк, Ярославец у тя! Гляжу, весь в тебя и выдался. С поля боя на Вагре бежал, в порты наложивши, вместях с сим уродом. Коломанишкой! Яко и ты на Рожни Поле от Володаря с Васильком стреканул, дубина стоеросовая!

— Нынче, на Молочной, я поганых разбил! — мрачно отрезал Святополк. — А ранее, коли память у тя, мать, не отшибло, хана Тогорту я победил и труп его в Берестово привёз, схоронил бывшего тестюшку как подобает, с почестями. И на Рожнем поле, о коем ты вспомнила, не бежал аз. Бился, держался до последнего. Любой ратник киевский или черниговский тебе о том скажет!

Святополк осторожно опустил дочь на пол и сел напротив матери. Княгиня Варвара расположилась рядом.

— По роже твово Ярославца вижу: сволочь он изрядная! Кознодей, яко ты! Рази ж такой власть в Киеве удержит? Ох, горе вы моё, горе! — не слушая его, продолжала сетовать вдовая княгиня.

— Хватит тебе причитать! — злобно огрызнулся Святополк. — Ты бы, мать, лучше окрест поглядела. По Киеву бы прошлась. Экий нарядный становится стольный град. В Печерах над вратами церковь новую, в честь святой Троицы поставил я, на брегу над Днепром собор и монастырь строят зиждители. Главы соборные златом велел я покрыть! Будет диво дивное! Летопись при монастыре Печерском мой человек, Нестор, ведёт. Связи наши ширятся — и с императором Алексеем у меня союз и дружба, и с ляхами твоими, и с германцами, и с данами. Вот теперь и с Володарем намерен я мир сотворить. Хватит, навоевались! Одно разоренье от ратей нескончаемых! Мирное наступает время. Торговля цветёт. Токмо и ходят караваны из Праги да Регенсбурга в стольный Киев. Поганых одолели мы, отогнали их орды от рубежей наших. Радоваться бы тебе, мать, а ты! Что тебе Ярослав Ярополчич покойный? Непутёвый князёк, пускай и внук он тебе родной! Сей паршивец поперёк пути мне встал, и даже клятва, крест святой не убедил его с крамольной дорожки скользкой свернуть! Я ж его всяко уговаривал, убеждал, да не вникал он в слова мои, не послушал советов добрых!

Великий князь сокрушённо махнул дланью и вздохнул.

— Боярина Коницара почто прогнал?! Предан был тебе сей муж, — стала допытываться Гертруда.

— Много лишнего он себе позволять стал. Князей, братьев моих бранными словесами обзывал, — спокойно ответил ей Святополк.

Во всё время разговора матери с сыном Биндюк неловко мялся возле дверей палаты.

«Вот ить ведьмица какая! Девяносто лет, поди, на покой пора, а она всюду лезет, везде суётся! Покоя от её несть в тереме княжом! Уж и Святополк не столь гадок, сколь она!» — думал отрок, весь напряжённый, как натянутая тетива лука.

— Володарь и Рюрик брата твоего Ярополка убили коварно! А ты топерича с сим ворогом мириться вздумал! — вновь вскипела вдовая княгиня. — Не позволю я! И знай, Святополче: коли сотворишь тако, то, покуда жива, ноги моей в твоём доме не будет!

Она гневно топнула по полу чёрным выступком.

Бояре на скамьях негромко зашептались. До ушей Биндюка донеслось:

— А права ить княгиня!

«Испортила всё, старая карга!» — с сокрушением подумал отрок.

Гертруду неожиданно перебила царевна Варвара. Говорила она по-русски с заметным акцентом, но правильно, чётко выговаривала слова.

Не сразу заметил Биндюк за спиной у царевны ромейского вельможу с золотым протезом на месте носа.

«Татикий! Се добре! Еже что, поможет! С князем Володарем он дружен!» — пронеслось в голове у отрока.

Татикий чуть заметно, но многозначительно кивнул Биндюку.

Рядом с ним незаметно появилась некая женщина в долгой белой сто́ле с широкими рукавами, какие в Ромее носят знатные патрицианки. Что-то показалось Биндюку в её чертах знакомым.

«Господи, да енто ж Таисия Каматирисса! — вдруг дошло до него. — Как же она тут очутилась?»

Меж тем Варвара говорила:

— Господь заповедовал нам прощать своих близких за ошибки. Отринь свой никчемный гнев, княгиня-мать! Если мы не научимся подниматься выше прошлых обид, то ввергнем Русскую землю в ужасную кровавую вакханалию! И ты