— Анна, подняв голову с подушки, требовала от мужа ответа. — Я боюсь. За Ростислава, за Васильковичей. Если, не приведи Господь, что с тобою створится... — Она всполошно перекрестилась, на глазах появились слёзы.

Бог даст, никакого худа со мной не случится. Ты успокойся-ка давай. Нет повода для твоих волнений. Васильковичи же сами за себя постоять сумеют, не дети уже, — сведя брови в линию, строго заключил Володарь. — Давай-ка спи. Уморилась, чай, со всеми этими хлопотами. А с Владимиркой я поговорю. Обещаю тебе.

Жена уснула, прижавшись к нему, Володарь же, забросив руки за голову, всё лежал без сна, взирая на бревенчатый потолок.

«Вот мы с Васильком помрём, и как дети наши жить станут? Вот я волость свою крепил, старался обо всех, и о простых людях, и о знатных, иметь заботу. Ибо знаю, в людях — корень земли нашей. А они, сыны и племянники? Разделят Русь Червонную, ещё, не приведи Господь, воевать друг с дружкою стану!.. Может, и нужен будет вот такой Владимирко — злой, но умный. Чтобы в узде всех родичей держач, чтобы старшим был среди них! Как прадед мой, князь Ярослав! Как угорский король Иштван[326] Как Мономах! При таком князе и земля расцветёт! А если он, как Святополк Окаянный[327], примется братьев своих губить?! Не приведи такого Господь! Вот о том и надобно будет со Владимиркой потолковать».

Нет, не заснуть сегодня Володарю. Он тихо встал, с нежностью глянул на спящую супругу, поправил на ней одеяло и неслышно выскользнул за дверь. Одевшись, поднялся на глядень[328] крепостной стены.

Как и десять, и двадцать лет назад несла свои воды внизу, под Горой Белка. Клубились дымки над хатами в Замосточье, шумел за рекой лес, в котором убит был злосчастный Ярополк. Вроде и давно было, а будто только вчера. И алые и белые паруса ладей видны на реке, и задувает, овевает лицо свежий утренний ветерок.

Продолжается жизнь. Не будет его, Володаря, придут на смену ему другие князья, придут новые люди, и неизвестно, мирно ли, ратно ли будут они жить на этих вольных просторах.

На звоннице собора Иоанна Богослова ударил колокол. Володарь поспешил с заборола внутрь крепости. Город просыпался, отходил от вчерашнего буйного веселья. Купцы-сидельцы открывали лавки, простой люд устремлялся в храм и на пристань. Вроде ничего не менялось с годами.

«Только мы все иными становимся», — подумал Володарь, подставляя лицо ласковому августовскому солнцу.

КОНЕЦ