– А как же Дэвабад? – Манижа смотрела на него неприязненно. – Дэвы, которые не уйдут с нами в горы? Те, кто не сможет уйти? Мои дети? Ты предлагаешь бросить их на произвол судьбы?

– Я предлагаю спасти им жизнь, – ответил Дара, ненавидя свои следующие слова за их правдивость. Он не осмеливался выдать Картира, но Зейнаб произвела на него впечатление, и он полагал, что жрец и другие члены их племени смогут договориться с принцессой о перемирии на приемлемых условиях, если ситуация не ухудшится. – На данном этапе им же лучше, если их имена не будут связывать с нами. И потом, возможно, когда Нари и Ализейд убедятся, что Дэвабад в безопасности, они вернут печать.

– А Джамшид? – Теперь ее голос звучал более резко. – Я понимаю, что влюблен ты не в него, но все-таки напомню, что мой сын сейчас в плену. И если ты думаешь, что Хацет отпустит его на свободу, пока я буду отдыхать и восстанавливать силы, то ты окончательно растерял все свои тактические таланты. – Манижа встала и зашагала по кабинету. – Я уже потеряла Каве. Я не потеряю Джамшида.

– Значит, мы вернем его. Если я не нужен тебе в Дэвабаде, чтобы удерживать город, госпожа, мы могли бы отправиться в Та-Нтри и попытаться…

– Нет.

Короткий ответ прозвучал как приказ, который прежде заставил бы его мгновенно замолчать. Теперь же он только больше разозлил Дару. Он впился пальцами в подушку, сдерживая себя, чтобы не разорвать ее на части.

Манижа остановилась спиной к нему, у полки напротив стола.

– Когда рабочие наводили порядок после погрома, они нашли здесь кое-что.

Внезапная перемена темы застала его врасплох.

– Что?

Манижа сняла с полки тонкий черный футляр и открыла его, поворачиваясь к Даре.

Похолодев, он поднялся на ноги.

– Это стрела Афшина, – проговорил он, узнав косые наконечники, которые полагалось использовать только в его семье. Но этот характерный стиль оперения… – Это одна из моих стрел. Око Сулеймана… Она, наверное, осталась с войны.

– Так я и подумала – Манижа провела по стреле пальцами, и Дара покрылся мурашками от этого собственнического жеста. – Я сказала, что хочу говорить с тобой открыто, и ты, недолго думая, излил мне душу. Я хотела бы ответить тебе тем же. Очевидно, что мы, к сожалению, расходимся во мнениях о наших целях.

Ее невозмутимость сводила с ума.

– О наших целях? Ты убиваешь дэвов за магию крови и используешь трупы своих предков для моего исцеления. Это не мы «расходимся во мнениях». Это ты зашла слишком далеко, и я пытаюсь остановить тебя, пока не поздно!

Она закрыла футляр и вернула его обратно на полку. Другой рукой она теребила что-то на шее. Вероятно, какое-то украшение.

– Знаешь, Рустам говорил то же самое. – Манижа вытащила золотую цепочку из-под своих кос и, резко дернув за кулон, порвала ее.

Дара слишком поздно разглядел, что это был за кулон.

Его кольцо.

Он бросился к ней, но Манижа уже надела кольцо себе на палец.

– Стой, – прошептала она.

Дара остановился так внезапно, будто уперся в стену. От шока у него отнялся язык.

Глаза Манижи были распахнуты необычайно широко, и она дрожала всем телом.

– Не двигайся.

Едва слова слетели с ее губ, как все его тело онемело, словно его руки и ноги вросли в камень. Дара попытался закричать, но его тело словно перестало подчиняться его воле.

Его тело перестало подчиняться его воле.

Его тело перестало подчиняться его воле. Манижа надела его кольцо…

Нет, этого не могло происходить. Невозможно. Дара, должно быть, спит, бредит. Даже Манижа не обладала такой силой. Только ифриты…

Манижа тоже не двигалась. На мгновение она засомневалась, но затем недоверие проступило в ее лице.

– Где ты был сегодня? Можешь говорить… но говори правду.

Его рот освободился от ее контроля, и Дара стиснул зубы, так сильно прикусив язык, что почувствовал вкус крови. Но все было без толку – сначала он почувствовал жжение магии, а потом его рот открылся сам собой.

– В лесу.

Она подозрительно прищурилась:

– С кем?

Он противился невидимым путам, обездвижившим его.

– С Зейнаб аль-Кахтани и ее воином. С Разу, освобожденной рабыней ифритов. – Он закряхтел, силясь закрыть рот. Нет, Создатель, не надо. – С Картиром.

Ярость вспыхнула на ее лице.

– Ты и этот вероотступник встречались с Зейнаб аль-Кахтани? Ты стоял лицом к лицу с женщиной, которую я умоляла тебя найти, с женщиной, от жизни которой зависит жизнь моего сына, и ты позволил ей уйти?

– Я пытался заключить мир. – Он никак не мог остановить поток слов. – Я уговаривал ее сдаться, пока ты…

– Пока я – что?

– Пока ты не использовала на ней магию крови.

Глаза Манижи сверкнули.

– Ты рассказал принцессе пескоплавов, что я использую магию крови? – вспылила она. – Ты что-нибудь еще от меня скрываешь?

– Да. – Слова сорвались с его губ так быстро, что Дара поперхнулся. – Я помог другому освобожденному джинну бежать в Та-Нтри.

Она побледнела. Этого Манижа не ожидала.

– Кого? Когда?

– Старика по имени Исса.

Манижа сделала два шага к нему навстречу, выхватила нож Дары у него из-за пояса и наотмашь ударила по лицу.

– Предатель, – прошипела она. – Выходит, ты тоже действовал против меня?

Отчаяние охватило его.

– Я действовал ради тебя. Я всегда хотел только одного: следовать за тобой. За лучшей версией тебя. Я хотел видеть, как наш свободный народ процветает под добрым и мудрым управлением почтенных Нахид.

Дара ненавидел силком вырванные из него слова. Как наивно они звучали.

Как он сам был наивен.

Ты сам позволил им себя уничтожить. Снова и снова ты отдавал им свою любовь, и за это они вновь и вновь уничтожали тебя. Насмешливый упрек Визареша и взгляд Аэшмы, полный холодного торжества. Они с самого начала знали, к чему все ведет. Ифриты обучили Манижу не только магии крови.

Они обучили ее худшему из своих умений.

Он сморгнул слезы, отказываясь до конца принимать истинный ужас своего положения. Это свело бы его с ума. Она не могла так с ним поступить. Нет же. Реликт, кольцо – все это лишь отчаянная имитация ифритовой жестокости. Она не могла этого желать. Манижа была Нахидой, его Нахидой. Это не…

– На колени! – холодно приказала она.

Дара рухнул на пол, стукнувшись коленями о ковер. Кровь затекала в глаза из раны, которую она нанесла ему ножом.