— Пугать нас нечего, мы уже пуганые, — громко сказал Лукаш.

— Прошу воздержаться от реплик, — поднял голову один из спутников генерала.

Послышались сдержанные смешки, покашливание. Многие повернули головы в сторону Лукаша.

— Всякое военное выступление требует сплоченности, организованности, дисциплины, — продолжал свою речь генерал. — Без этого неизбежно поражение. На днях я принимаю на себя обязанности воинского начальника Праги, а поэтому хочу официально предупредить вас, как представителей заводских боевых отрядов. Во-первых, необходимо пресечь уже имеющие место в городе проявления бандитизма и анархии. — Рабочие недоуменно переглянулись. — Отдельные лица нападают на полицейских, на офицеров, избивают и разоружают их. Оружие при этом подпадает в руки темных элементов. Во-вторых, нельзя начинать восстание, не располагая достаточным количеством оружия. Идти в бой с пятьюстами винтовками, которые мы имеем, сущая авантюра. Надо ждать переброски оружия из Лондона. В-третьих, я запрещаю выступать наличием всех сил или отдельными отрядами без моего особого приказа. В-четвертых…

Что следовало в-четвертых, Кутлвашер сказать не успел. Он переполнил чашу терпения своих слушателей. Поднялся невообразимый шум. Часовые, охранявшие совещание, просунули в двери головы и предупредили, что голоса слышны снаружи.

Говорили все сразу.

— Старая песенка на новый лад!

— Почему мы раньше вас никогда не видели, господин генерал?

— Опять начинается петрушка!

— Как бить фашистов, это мы знаем получше вас.

Товарищ Давид попытался успокоить возмущенных рабочих, но сделать это было трудно.

— Будет ли мне дозволено высказать свое мнение? — спросил один из сопровождающих генерала.

— Конечно, майор Неханский, если оно кого-нибудь заинтересует, — ответил Давид.

Майор, которого, несмотря на его штатское платье, назвали по чину и фамилии, испуганно отшатнулся от Давида.

Воспользовавшись этой заминкой, встал Лукаш. Он поднял руку, прося тишины, и своим густым, уверенным голосом, которого нельзя было не слушать, заговорил:

— Товарищи! Скажу только несколько слов. Я не знаю, какое отношение имеют эти господа, — он сделал жест рукой в сторону генерала и его спутников, — к движению сопротивления. Выяснять это сейчас нам некогда. Я думаю, что выражу общее мнение, если скажу, что объяснять нам слово «восстание» не имеет никакого смысла. Я, например, участник Октябрьской революции в России. Полком, в котором я служил, командовал простой солдат. Да и многими полками Красной гвардии командовали рабочие, крестьяне, а не профессиональные офицеры. Мы, а не офицеры разбили Деникиных, Колчаков, Юденичей, Врангелей и прочих палачей народа. Хорошо досталось и тем, кто у нас до сих пор ходит в генералах. Я говорю о людях вроде Сыровы и Гайда. Ну а выступать мы будем, когда нам прикажет не Кутлвашер, а Центральный комитет коммунистической партии. И чем скорее он нам прикажет, тем лучше. Оружие мы найдем. Мы отнимем его у врагов. Будем захватывать их оружейные склады. Будем разоружать и безжалостно истреблять эсэсовцев, гестаповцев, полицейских, жандармов, чиновников, фашистских солдат и офицеров. Миндальничать нечего. Довольно. Терпели шесть лет. А как вы нас назовете, господин генерал: бандитами или анархистами, — это ваше частное дело. Это нас мало волнует. Не так ли, друзья?

— Правильно!

— Верно!

— Не о чем толковать, пошли!

— Политграмоту мы тоже учили.

— Есть трибунал, есть закон, есть… — Кутлвашер осекся.

В сарае остались только он и его адъютанты.

3

В «опорном бастионе» в эту ночь собрался весь отряд Глушанина. Когда вошел Лукаш, группа бойцов сидела за длинным овальным столом в гостиной и попивала чаек из саксонских чашек Гоуски. Тут были Глушанин, Слива, Морава, Морганек, Божена, Гофбауэр. Вторая группа партизан уже подкрепила силы и отдыхала в отведенной для них комнате.

Лукашу бросилось в глаза обилие еды на столе. Здесь были куски ветчины, круги колбасы, банки с консервами и даже несколько бутылок вина. Откуда все это появилось? Запасы Глушанина и Моравы? Трудно поверить. Они сами перебивались с сухаря на сухарь.

Лукаш, сев рядом с Боженой, потрогал пальцем кружок колбасы. Спросил:

— Откуда свалилась эта манна небесная?

Божена рассмеялась.

— Экспроприация.

— Не понял.

— Экс-про-при-а-ция, — повторила по слогам Божена.

Дело раскрылось просто: Морганек, вместо того чтобы отвезти в пансион полученные им продукты, привез их в «опорный бастион».

— У нас запасов на десять дней, — сказал Морганек с другого конца стола. — Волки, быть может, не сыты, зато овцы целы.

— А машина твоя где?

— Здесь стоит, в гараже.

Божена ухаживала за отцом: положила Hai его тарелку несколько ломтиков ветчины и колбасы, налила стакан чаю.

После ужина Ярослав собрал бойцов в кабинете. В доме можно было говорить спокойно, не опасаясь никаких неожиданностей и за это нужно благодарить капитана Глушанина, Капитан установил твердые порядки. Зная, какая опасность угрожает новым обитателям особняка, он разработал график круглосуточных постов. Один часовой находился на чердаке с ручным пулеметом, закрывая подход к дому с улицы, второй был поставлен во дворе. За каждым окном особняка Глушанин закрепил на случай тревоги по два, а то и по три человека, у телефона в кабинете бессменно находился дежурный.

Лукашу Глушанин нравился. В его походке, жестах, манере отдавать приказания чувствовались опыт и сильная воля. Он был строг, подчас грубоват, но его грубость не оскорбляла.

Теперь Глушанин сравнительно легко объяснялся по-чешски, а Лукаш неплохо владел русским языком; они понимали друг друга на обоих языках.

Лукаш разложил на столе изрядно потрепанную карту, разгладил ее ребром ладони.

— Вот здесь, — показал он пальцем на пространство между Костельцем и Колином, — завтра в двенадцать ночи англичане должны сбросить несколько парашютных мешков с оружием и боеприпасами.

Все сгрудились у стола.

— Давайте решать, кто поедет? — сказал Лукаш.

Глушанин, любивший вникать в дело обстоятельно, попросил сначала выяснить кое-какие детали. Кто первым должен подавать сигналы? Какие именно сигналы? Сколько мешков предполагают сбросить англичане? Получив ответы, Глушанин спросил:

— Кто хорошо знает эти места?

— Я знаю прекрасно, — отозвался комиссар отряда Морава.

Глушанин усмехнулся.

— Ты все на свете знаешь, Морава. Вижу, очень тебе хочется поехать.

— Не скрываю, есть такое желание, — признался комиссар.