— А… ну… скажите ей, что она очень любезна — Я сердечно кивнула старой леди и вернула ей синий камень. Она опустила его в мешочек и туго затянула шнурок. Потом придвинулась ко мне, пристально уставилась на мои волосы, протянула руку и снова ухватилась за один из локонов; и, продолжая говорить, она не выпускала его из пальцев.

— Бабушка моего мужа говорит, что ты уже умеешь лечить, но ты научишься еще многому. Когда твои волосы станут белыми, как у нее, вот тогда ты войдешь в полную силу.

Старая леди выпустила наконец мой локон и мгновение-другое смотрела мне прямо в глаза. Мне показалось, что в глубине ее темных глаз я заметила великую печаль, и я невольно протянула руку, чтобы коснуться старухи.

Но она отступила назад и сказала еще что-то. Габриэль как-то странно посмотрела на меня и перевела:

— Она говорит, ты не должна тревожиться; болезни приходят не сами по себе, их насылают великие боги. Твоей вины в этом нет.

Я, в полном ошеломлении, уставилась на Наявенне, но она уже отвернулась.

— В чем нет моей вины? — спросила я, но старая леди отказалась добавить что-нибудь еще.

Декабрь 1767 года.

Зима немного задержалась с приходом, но все ж в ночь на двадцать восьмое ноября пошел снег, когда мы проснулись, то увидели, что мир вокруг нас преобразился. Каждая иголочка на огромной голубой ели за нашим домом была покрыта инеем, и неровное кружево льда свисало с перепутанных стебле дикой малины.

Снега пока что выпало немного, но он сразу изменил наш повседневную жизнь. Я уже не могла бродить часами в поисках продовольствия, и лишь совершала короткие пробежки к реке, за водой, да ненадолго задерживалась там, чтобы набрать немножко дикого кресс-салата, хотя для этого приходилось разгребать ледяную крошку у края воды. Джейми с Яном прекратили труды по лесоповалу и расчистке земли под пашню и занялись окончательным устройством крыши. Зима наваливалась на нас, и мы спрятались от холода, укрывшись в доме.

У нас не было хороших восковых свечей; мы запаслись только масляными лампами и сальными свечками, да еще у нас в очаге постоянно горел огонь, медленно покрывая сажей потолочные балки. Мы поневоле вставали с первыми проблесками рассвета и ложились спать сразу после ужина, и наш ритм жизни совпадал теперь с ритмом жизни всех тварей, населявших окрестные леса.

У нас пока что не было овец, а значит, не было ни шерсти, которую можно было бы прясть или ткать, ни шкур, из которых можно было бы сшить что-нибудь теплое. Не было у нас стад, которые можно было бы пасти, а были только лошади, мулы да свинка, уже изрядно подросшая и растолстевшая. Поскольку она так повзрослела, ее пришлось устроить на самостоятельное житье, в углу примитивной конюшни, которую успел-таки построить Джейми, — впрочем, конюшня представляла собой всего лишь сарай с тремя стенами и кровлей из веток.

Майерс привез нам небольшой, но весьма полезный набор инструментов, точнее, их металлические составляющие, к которым нетрудно было приделать деревянные рукоятки из подручного материала. Там были два топора, один специально для снятия коры, другой для рубки деревьев; был плужный лемех для весенних полевых работ, различные сверла, рубанки и стамески, небольшая коса для травы, два молотка и ручная пила, и некая штуковина, называвшаяся «твайбил», — то есть вообще-то это оказалась специальная вырубка, которая, как объяснил Джейми, использовалась для того, чтобы делать выемки в бревнах, которые нужно было уложить под углом друг к другу. Еще там нашелся «гладильный нож» — выгнутое лезвие с рукоятками на обоих концах, им счищали мелкие сучки и неровности с бревен; были и два маленьких острых ножа для резьбы по дереву; и еще нечто, показавшееся мне средневековым пыточным орудием, но оказавшееся всего лишь гвоздодером, и специальный инструмент для изготовления кровельной дранки.

Несмотря на все это богатство, Джейми с Яном так и не нашли времени, чтобы всерьез заняться крышей, пока наконец не выпал снег, — но сараи с конюшней и в самом деле были куда важнее. Специально заготовленные для дранки чурбаки плотно устроились возле очага, строгач был воткнут в один из них, ожидая, когда у кого-нибудь выдастся свободная минутка, чтобы отделить от чурбака очередную щепу, — но дело продвигалось медленно. Тот угол вообще был предназначен для работы с деревом; Ян уже состряпал грубоватую, но вполне пригодную для дела табуретку, другая пока что стояла незаконченной; а щепки и опилки сразу же попадали в очаг, горевший день и ночь.

Майерс и для меня кое-что привез, например: здоровенную корзину, чтобы держать в ней всяческое шитье, отличный набор игл, булавок, ножниц, клубки ниток и отрезы льна, муслина и шерстяной ткани. Хотя шитье вовсе не было одним из моих любимых занятий, я все же пришла в полный восторг при виде этих сокровищ, поскольку Джейми и Ян, постоянно лазая сквозь кусты и ползая на коленях по крышам сараев, то и дело рвали рубашки и штаны в самых неожиданных местах, не считая традиционных локтей и колен.

— Еще одна! — Джейми резко сел на кровати рядом со мной.

— Еще что? — сквозь сон спросила я, открывая один глаз. В доме было очень темно, огонь превратился в угли, не дававшие света.

— Еще одна проклятая протечка! Прямо мне в ухо капнуло, черт побери! — Джейми выскочил из постели, направился к очагу и сунул в него пучок веток, изготовив таким образом осветительный прибор. Как только огонь разгорелся, он вернулся к кровати и поднял факел к потолку, отыскивая место, где просочилась вода.

— А? — Ян, спавший на низенькой кровати, которая на день задвигалась под нашу, перевернулся с боку на бок и вопросительно замычал. Ролло, настоявший на том, чтобы спать вместе с Яном, издал короткое «уфф!» и снова громко захрапел.

— Протечка, — объяснила я племяннику, щурясь на свет факела. Мне вовсе не хотелось, чтобы моя драгоценная пуховая постель вспыхнула от какой-нибудь случайной искры.

— Ох, — Ян потянулся и прикрыл лицо ладонями. — Снова дождик, да?

— Должно быть.

Окна у нас были затянуты кусками промасленной оленьей кожи, сшитой на скорую руку; звук они пропускали отлично, но сейчас снаружи ничего не было слышно. Однако в воздухе висела та особая тишина, что приходит вместе со снегопадом.

Снег валил неслышно, на крыше образовывались целые сугробы, а потом они начинали таять от тепла, поднимавшегося снизу, и ползли вниз по скатам крыши, оставляя за собой ледяные дорожки и сосульки на карнизах. Но время от времени талая вода находила щель в дранке, или же от тяжести снега щепы расходились в стороны, и тогда на нас сыпался ледяной дождик.

Джейми воспринимал подобные проникновения воды в дом как личное оскорбление и тут же бросался латать дыру, не откладывая дела ни на минуту.

— Вон, смотри! — воскликнул он. — Вон где. Видишь?

Я перевела взгляд от волосатых ног, красовавшихся прямо передо мной, к потолку. И в самом деле, факел высветил черную линию разошедшейся щепы, причем по обе стороны дыры уже расползались темные пятна влаги. Пока я все это рассматривала, на потолке медленно набухла капля прозрачной воды, блеснувшая красным и желтым, — и упала прямо на подушку рядом со мной.