– О, Дина, неужели никто не сделает для меня ничего? Неужели повесят меня в самом деле?.. Как бы то ни было, а я все-таки желала бы, чтоб меня оставили жить.

– Бедная Хетти! Смерть очень страшна для тебя. Да, я знаю, она страшна. Но если б у тебя был друг, который позаботился бы о тебе после смерти, в другом мире… любовь которого больше моей… кто может сделать все… Если б Бог, наш Отец, был твоим другом и желал избавить тебя от греха и страдания, так что ты никогда более не узнала бы ни несчастных чувств, ни боли… Если б могла верить, что Он любит тебя и готов помочь тебе, как ты веришь, что я люблю тебя и готова помочь тебе, тогда тебе не было бы так жестоко умирать в понедельник, не правда ли?

– Но я не могу ничего знать об этом, – сказала Хетти с мрачною грустью.

– Потому, Хетти, что ты запираешь от Него свою душу, стараясь скрыть истину. Любовь и милосердие Господа может победить все: наше невежество, нашу слабость и весь гнет нашей прежней нечестивости – словом, все, кроме нашего греховного упорства, за которое мы держимся и которое не хотим покинуть. Ты веришь в мою любовь и жалость к тебе, Хетти; но если б ты не допустила меня приблизиться к тебе, если б ты не захотела смотреть на меня или говорить со мной, ты лишила бы меня возможности помочь тебе: я не могла бы заставить тебя чувствовать мою любовь, я не могла бы сказать, что чувствую к тебе. Не отталкивай же любви Господа таким образом, цепляясь за грех… Он не может ниспослать на тебя благословение, пока в твоей душе есть неправда. Его всепрощающее милосердие не может достигнуть тебя, пока ты не откроешь Ему своего сердца и скажешь: «Я совершила великое преступление, Боже мой, спаси меня, очисти меня от греха». Пока ты привязана к одному лишь греху и не хочешь расстаться с ним, то грех непременно ввергнет тебя в горе после смерти, как ввергнул тебя в горе на этом свете, моя бедная, бедная Хетти! Грех влечет за собою ужас, мрак, отчаяние. Свет и благодать достигают нас, лишь только мы стряхнем с себя грех. Тогда Господь входит в нашу душу, научает нас, дарует нам силу и спокойствие. Стряхни же с себя грех теперь, Хетти, теперь же; покайся в зле, которое совершила, в грехе, в котором стала виновна перед Господом, твоим Небесным Отцом. Станем вместе на колени, потому что находимся в присутствии Господа.

Хетти последовала примеру Дины и опустилась на колени. Они все еще держали друг друга за руки и долго хранили молчание. Затем Дина сказала:

– Хетти, мы перед Богом, он ожидает, чтоб ты сказала истину.

Опять наступило безмолвие. Наконец Хетти умоляющим тоном произнесла:

– Дина… помоги мне… я не могу чувствовать так, как ты… сердце мое жестоко…

Дина держала руку, которая судорожно сжимала ее руку, и голосом, в котором слышалась вся ее душа, начала:

– Иисус, наш Спаситель, присутствующий здесь! Ты знал глубину всякой скорби, Ты вступал в этот страшный мрак, где нет Бога, и попускал сам вопль покинутых. Собери же, Господи, плоды Твоих страданий и Твоего заступничества, простри Твою руку, Бог мой, ибо в Твоей власти спасти из крайности и избавить это потерянное существо. Она окружена густым мраком: узы греха оковали ее, и она не может пошевелиться и прийти к Тебе. Она может чувствовать только, что ее сердце твердо как камень и что она беспомощна. Она со слезами обращается ко мне, твоей слабой рабе… Спаситель! это слепая мольба к Тебе. Услышь ее! Рассей мрак! Яви ей Твой образ любви и горести, как являл тому, кто отрекался от тебя! Смягчи ее жестокое сердце!

Боже мой! я веду ее, как в прежние времена приводили больных и беспомощных, и Ты исцелял их; я держу ее на руках и несу ее пред Тебя. Страх и трепет охватили ее, но она трепещет только от боли и смерти телесной. Осени ее твоим животворным духом и всели в нее новый страх, страх греха, пусть она страшится сохранять в глубине души своей это проклятое упорство, заставь ее чувствовать присутствие живого Бога, Который видит все прошедшее, для Которого мрак ясен как полдень, Который ждет теперь, в предпоследний час, чтоб она обратилась к Нему, раскаялась в своем грехе и молила о милосердии – теперь, прежде чем наступит ночь смерти и исчезнет навсегда минута прошения, подобно вчерашнему дню, который уж не возвратится.

Спаситель! А между тем еще не поздно… не поздно вырвать эту бедную душу из вечного мрака. Я верую, верую в Твою беспредельную любовь. Что значит моя любовь, мое заступничество? Они гаснут в твоей любви, в твоем заступничестве. Я могу только держать ее своими слабыми руками и утешать моею слабою жалостью. Ты же, Господи… Ты дунешь в мертвую душу, и она восстанет от безответного сна смерти.

Так, Боже! я вижу Тебя идущего сквозь тьму, идущего, подобно утру, с исцелением на Твоих крыльях. Я вижу… да, я вижу признаки страшных мучений на Тебе, Ты можешь и хочешь спасти… Ты не хочешь, чтоб она погибла навеки.

Приди же, Всемогущий Спаситель, пусть мертвая услышит Твой голос, пусть отверзятся очи слепой, пусть она видит, что Бог окружает ее, пусть трепещет только греха, отвращающего ее от Него. Смягчи черствое сердце, отверзи закрытые уста, да молится она из глубины души: «Отче, я согрешила»…

– Дина! – воскликнула Хетти, зарыдав и бросившись Дине на шею. – Я хочу говорить… я расскажу все… я не хочу более скрывать.

Но слезы и рыдания были слишком сильны. Дина кротко подняла ее с земли и, снова посадив на постель, села рядом с нею. Много прошло времени, пока стихло судорожное волнение, даже и тогда они долго сидели в безмолвии, окруженные мраком, держа одна другую за руки. Наконец Хетти прошептала:

– Да, я сделала это, Дина, я зарыла его в лесу… крошечного ребенка… и он плакал… я слышала, как он плакал, даже на таком далеком расстоянии… всю ночь… и я возвратилась, потому что он плакал. – Она замолчала, потом торопливо заговорила более громким и жалобным голосом: – Но я думала, что он, может быть, не умрет… кто-нибудь, может быть, и найдет его так. Я не убила его… не убила сама. Я положила его там и покрыла, и когда возвратилась, он исчез… Это случилось оттого, что я была так несчастна, Дина… Я не знала, куда мне идти… я старалась сама убиться прежде – и не могла. О, как я старалась утопиться в пруде – и не могла. Я отправилась в Виндзор… я бежала из дома… знаешь ли ты это? Я пошла искать, чтоб он позаботился обо мне, а он уже уехал оттуда, и тогда я не знала, что мне делать. Я не смела возвратиться опять домой; я не могла и подумать об этом, я не могла бы взглянуть ни на кого, потому что все презирали бы меня. Иногда я думала о тебе, хотела было прийти к тебе: я думала, что ты не будешь упрекать меня и стыдить, я думала, что могу рассказать тебе все, но потом узнали бы другие, а я не могла вынести этой мысли. Оттого-то отчасти я и пришла в Стонитон, что думала о тебе; и, кроме того, я так боялась все бродить, пока сделаюсь нищей и не буду ничего иметь, иногда же мне казалось, что лучше мне не ждать этого и прямо возвратиться на ферму. О, это было так ужасно, Дина! я была так несчастна… я желала, чтоб лучше не родилась на этот свет. Я ни за что не пошла бы снова на зеленые поля – так я возненавидела их в своем горе…

Хетти снова замолчала, будто воспоминания прошлого были так сильны, что не позволили ей продолжать.